"Владимир Беляев. Старая Крепость (Трилогия, книга 1)" - читать интересную книгу автора

И только мы переступили порог актового зала, изо всех окон мне в глаза
ударило солнце.
За те дни, пока я не ходил в гимназию, в актовом зале произошли перемены.
Вблизи сцены из свежих сосновых досок выстроили высокую ложу. Через весь
зал были протянуты две толстые гирлянды, сплетенные из привезенного нами
барвинка. Вместе со стеблями барвинка в гирлянды вплели шелковые
желто-голубые ленты. Гирлянды перекрещивались под сверкающей в солнечных
лучах хрустальной люстрой. Крашенные масляной краской стены актового зала
были хорошо вымыты и тоже блестели на солнце. Вверху, под лепными
карнизами, висели портреты петлюровских министров, а у белой кафельной
печки, перевитый вышитым рушником, виднелся на стене большой портрет
Тараса Шевченко.
Подуст взобрался на суфлерскую будку и, сидя на ней, точно на седле,
кивнул.
- Давай!
Было очень неловко декламировать в этом пустом солнечном зале на скользком
паркете, но я откашлялся и начал с выражением:
Та гей, бики! Чого ж ви стали?
Чи поле страшно заросло?
Чи лемеша iржа поїла?
Чи затупилось чересло?
Я видел перед собой широкий, весь в мелких ямках нос учителя, видел совсем
близко зеленоватые близорукие глаза его, посыпанный перхотью и засаленный
воротник его мундира.
Подуст в такт чтению притопывал ногой.
Не дождавшись, пока я кончу, он вскочил и чуть не опрокинул суфлерскую
будку.
- Дуже гарно! Только чуть-чуть громче. Вирши Шевченко в таком же духе
читаешь?
Я кивнул головой.
- И хорошо. Это будет коронный номер. Советую только тебе выпить сырое
яйцо, перед тем как выйдешь на сцену, чтобы не сорвался голос. Не забудешь?
- А утиное можно?
- Это не играет роли - утиное или куриное. Важно, чтобы сырое было. Понял?
- Послушайте остальные, пане учитель...
- Ой! - вдруг ударил себя ладонью по лбу Подуст. - Меня же пан директор
ждет. Я совсем забыл.
Тут же он спрыгнул на паркет и поскользнулся. Я его поддержал.
- Да постой, как твоя фамилия?
Вынув карандаш и листочек бумаги, щуря свои подслеповатые глаза. Подуст
посмотрел на меня так, будто видел меня в первый раз.
- Манджура! - снова подсказал я и снова про себя обругал учителя.
- Чудесно. Итак, я записываю: ученик Манджура - декламация.

Записочку эту Подуст не потерял. Когда в день праздника я пришел в
гимназию, меня встретил на лестнице Юзик и насмешливо сказал:
- Подумаешь, артист...
Он вынул из кармана розовую программку и протянул ее мне. Рядом со словам
"декламация" в этой программке я нашел напечатанную настоящими
типографскими буквами свою фамилию. Это было очень приятно.