"Василий Белов. Час шестый ("Час шестый" #3) " - читать интересную книгу автора

было и отцово подворье, и родная оседлость. И Марья жена, и дочка Палашка -
все было отнято. Каковы они сами-то? Живы ли? Окольным путем доходили слухи
про Ольховицу с Шибанихой, а письма не доходили. Если и живы жена с дочкой,
то маются, сердешные, по чужим углам, каково им-то, бедным? Да еще с
младенчиком..."
То, что Палашка ходила с брюхом, сказывал Евграфу один мужик из
Залесной, сидевший в тюрьме вместе с Мироновым. А кого Палашка родила, как
назвали, Евграф так и не знал. Писем из дому не было. Но после стычки с
Микуленком в кабинете у Скачкова Евграф так почему-то и считал: родился
парень Виталька.
"Витальке теперь два годика. Наверно, уж вдоль лавки бегает, а то и к
порогу... Да где она, дедкова лавка? Все отняли: и лавки, и ложки..." При
мысли о внуке, которого никогда не видел, Евграф почуял, как сильно забилось
сердце. Сразу прибавилось новых сил и захотелось ему бежать... Однако бежать
бегом по городу Евграф не посмел: что про него подумают? Вот, скажут,
рехнулся мужик, вроде Жучка. Все-таки ноги сами прибавили ходу.
Улица называлась Советский проспект. Справа синела река с плотами и
баржами. Большой колесный пароход плюхтался около пристани, буровил плицами
воду. Евграф погасил свое любопытство. На уме не пароходы, а паровозы. Как
бы поскорее уехать на свою станцию? Не было ни денег, ни хлеба. За пазухой
одна тюремная грамотка, где синими печатными буквами сказано, что он, Евграф
гражданин Миронов, обязан явиться в деревню Шибаниху Ольховского сельсовета.
Обязан... Тут и обязывать нечего, полетел бы в Шибаниху на крыльях. Беда,
крыльев-то нету. Не дал Господь...
"Весь я в мыле, вроде Ундера жеребца", - подумал Миронов, когда перевел
дух на площади.
Он стоял около бывшего храма.
"Ми-ра-бо", - прочитал по складам одну афишку, потом вторую, крупными
буквами: "Чи-ка-го". Кто такие эти Чикаго да Мирабо? Третья надпись "Хижина
дяди Тома" Евграфу понравилась. Он прочитал афишу второй раз с начала и до
конца. Большой фанерный щит занимал видное место на бывшем храме, который
стал кинотеатром имени Горького. Будь Евграф в другом положении -
обязательно бы сходил, поглядел бы, что значит это кино и как там
показывают. Нынче было не до того...
Ему показали, в какую сторону надо ступать, чтобы попасть на вокзал, к
паровозам. Бывал он в городе и до тюрьмы, бывал, да ничего не запомнил.
Много ли запомнишь за один раз? Приезжали с Ванюхой Нечаевым покупать
хомуты, попили тогда чаю в дому у наставниц и уехали. Ничего не запомнил
Евграф, где и что! Сейчас же он словно по воздуху летел прямиком к вокзалу.
И свой поезд сразу нашел, называется "дачный". А дальше-то что? "Без денег
везде худенек", - говорится в пословице, а тут и без хлеба...
Вагоны были еще закрыты. Евграф побрел вдоль поезда. Паровоз несильно
чихал впереди. Пожилой, с бледным лицом кочегар, глядя сверху в окошко,
заметил странного мужика и молча стал наблюдать за ним. "А что, - подумал
Евграф, - в городе-то ведь тоже люди живут. И на поездах православные. Ежели
бы к нему попроситься? Может, и довез бы..."
Тревога в душе все нарастала, но сейчас она смягчилась стыдливой, в то
же время и решительной говорливостью.
- Здрастуйте! - остановился и громко произнес Евграф, но кочегар ничего
не ответил. - Я, значит, это... Таварищ кочегар, нельзя ли с тобой, это...