"Руслан Белов. Как я таким стал, или Шизоэпиэкзистенция" - читать интересную книгу автора

Мы должны вынести над собой приговор: мы злы, были злыми и будем злыми.
Сенека.

Итак, передо мной чистый лист, разумеется, на экране монитора. Можно
было, конечно, разобраться, лежа на диване, но в последнее время мне легче
думается с помощью клавиатуры <В "Книге Творения" (VI век), говориться что
Бог сотворил мир с помощью чисел от одного до десяти и двадцати двух букв
алфавита, то есть Он явно использовал клавиатуру. Стоит заметить, что в те
времена не знали знаков препинания и нередко пренебрегали суверенитетом
слов, не оставляя между ними пробелов.>. Экранная мысль незыблема, пока ты
этого хочешь, ее можно продумывать раз за разом сотню раз, и раз за разом
она будет открывать тебе все новые и новые грани твоего сознания. Экранная
мысль чрезвычайно пластична - ее можно растянуть на несколько Page Down (это
легко), а можно и ужать в три слова (это невероятно трудно, но ошеломляет
результатом). На дисплее все видно - ошибки орфографические (подчеркиваются
красным), ошибки грамматические (они где-то в тексте, подчеркнутом зеленым,
или рядом с ним), сразу же бросаются в глаза стилистические. С помощью
словаря легко заменить слово на синоним и этим придать предложению требуемую
окраску. Наберем, например, слово "Женщина", три раза щелкнем клавишей мыши
и получим список родственных слов - дама, дамочка, баба, жена, тетка,
тетенька, тетя и... мужчина. По тексту легко передвигаться - Ctrl+Home и ты
в самом начале текста (или жизни), Ctrl+End - и ты в конце. Можно вырезать
целый кусок жизни, вырезать и вставить в другое место или не вставить, а
забыть о нем, можно между строками втиснуть кусок из другого файла и, в
конце концов, получить то, что тебя удовлетворит на какое-то время. Итак,
начнем...

Это был глинобитный, крашеный известкой домик на кромке глубокого
оврага, прорезавшего обрывистый берег быстрой реки. Ни дома, ни оврага
теперь нет - по ним прошлась автострада. Я осознал себя ("затикал")
маленьким светловолосым мальчиком, у которого был брат Андрей, мама Мария и
отец Иосиф. Еще была сестра Лена, но она жила по съемным квартирам и была не
часто. Мама Мария нас с братом кормила три раза в день и, хотя мы почти во
всем различались, одевала, как близнецов, в одинаковое - умелая домашняя
хозяйка, она обшивала не только нас, но и соседей, тем прирабатывая.
Все вокруг тогда было мною - голубое небо, двор под виноградником,
четыре яблони (их посадил отец Иосиф - по одной на каждого), персиковое
деревце, кухня, в которой ели зимой, и курятник за сетчатой оградой. Однажды
я в него мочился, и петух клюнул меня в писку. Это была драма: день или два
я боялся, что с ней что-то случится. С братом мы играли во дворе и на
улице - узком тупике на краю оврага. Проголодавшись, бежали к маме, она
давала нам по куску ноздреватого серого хлеба - пахучего, теплого, только из
магазина, - и сахар, один или два кусочка - ничего вкуснее я в жизни не ел.
Ребятни в соседних домах было много, почти все девочки. Одна из них, Ева,
пухлогубая, кровь с молоком полька, мне нравилась. В глазах ее таилось
что-то недетское, сейчас я знаю что. Она, рано вкусившая плод познания,
знала о взрослой жизни, ее перипетиях и удовольствиях несоизмеримо больше
нас, и эта жизнь тянула ее, как тянет в себя пропасть. Как-то нам с Андреем
заговорщицки сообщили, что мать у нее проститутка и "пьет малофью". Что это
означает, я не знал (как и сообщивший) и потому воспринял сведение как