"Руслан Белов. Руслик и Суслик" - читать интересную книгу автора

быть, и не только ночь, придется провести в милицейской клетке. Если бы
Макарыч хотел посчитаться за кратковременное (и, в общем-то, извинительное)
лишение его жены дара речи по-свойски, он наверняка обошелся бы привычными
русскому уху оскорблениями.
Плотнее сжав коробку с Русликом под мышкой, Чернов сделал робкую
попытку самоопределиться.
Макарыч обрадовался - "Все идет так, как задумано!" - и, готовясь
упасть и крича: "Милиция, милиция!", потащил пленника к дверям пункта.
"Сейчас ты узнаешь, почем ментовские сапоги в ночное время!" - было написано
у него на лице всеми красками злорадства.
"Что делать?! -Чернов закусил губу. - Черт, ведь зарплату еще получил,
утром останусь без копейки!"
Черт оказался рядом и подсказал выход. И Чернов, не раздумывая,
ухватился за предложенную бесом антисемитскую соломинку.
- Евреи! Евреи! - закричал он во весь голос, зная, что в Болшеве
постоянно и небезрезультатно пасутся активисты РНЕ. - Вы хотите отнять у
меня дочь! Не выйдет!! Не отдам!
Макарыч опешил, разжал железные пальцы и, окидывая взглядом заметно
оживившуюся перронную публику, растерянно проговорил:
- Я не евр-е-ей, я мордви-и-н...
- Нет, ты еврей! - затряс указательным пальцем Чернов. - Ты всю жизнь
прожил среди евреев! Прочь с моих глаз, а не то Баркашова позову!
К огромному облегчению обоих на станцию влетела электричка. Вскочив в
первую попавшуюся дверь, Чернов уселся подальше от людей.
Ему было стыдно.
Он поднял голову, взглянул в окно и, увидев Макарыча, почесывающего
затылок, горько усмехнулся: "Дожил... Разыграл антисемитскую карту. Теперь
дочь увижу только через суд... Если, конечно, его выиграю..."
Чернов не был антисемитом. Он, сын геологов, с трехлетнего возраста
мотался с родителями по всему многоплеменному Союзу, учился в Душанбе в
классе, в котором редкая национальность могла похвастаться более чем тремя
представителями. О том, что евреи нехороши, он узнал, поступив в московскую
аспирантуру. Но лишь пожал плечами. И жена-еврейка была ничем не хуже первой
жены-украинки, или второй русской. И в том, что он не прижился в окружении
ее сплоченных родственников, была не их вина. Но так легко, так обычно
сваливать неприятности на евреев...
Руслик-Суслик, привыкнув к звукам спешащего к Москве поезда,
заворочался в своей коробке. "Чипсов хочет, - догадался Чернов. - А я
выронил их на платформе".
Осмотревшись, он увидел под ногами относительно свежий огрызок яблока.
Вскоре из коробки послышались иные звуки: мгновенно куснув, свинка раз пять
мелко стучала зубами, затем, сделав для приличия паузу, кусала снова.
"Девочка плачет, а суслик жует..." - переиначил Чернов по этому поводу
известные строки и, неожиданно вспомнив, как дочь отпрянула от его губ,
почернел от горя. Уставившись в окно, в ночь, он впустил в себя
воспоминания, впустил и воочию увидел, как полтора года назад Полина, держа
его с Верой за руки, плакала навзрыд:
- Не расходитесь! Не расходитесь! Мамочка, обними его, мамочка, поцелуй
папу!
Бедная девочка... Как она терзалась! Как терзала бабушку и маму