"Ольга Белова. Славяне и евреи о "своих" и "чужих" календарных праздниках" - читать интересную книгу автора

кучки - дождь будет" и наоборот: "дождь идет - приближаются Trabki [так
называли день "вытрясания грехов"] или Kuczki" [Cala 1992: 108].
Белорусская поговорка "людзи гавораць, што Пурымы не сьвято, а трасца
не хвароба" (Пурим не праздник, а лихорадка не болезнь) [СержпутоОскi 1930:
203] на первый взгляд принижает статус этого праздника (отголосок того, что
не все евреи отмечают этот праздник?). Однако понимать это выражение
следует, видимо, в прямо противоположном смысле (исходя из того, что
лихорадка в народных представлениях - один из самых свирепых недугов). Да и
фольклорно-этнографический материал показывает, что Пурим не остался
незамеченным в славянской традиции. Это практически единственный праздник,
который оказался напрямую спроецирован на славянский календарь - как в
языковом, так и в обрядовом аспекте.
И. Берман отметил такую деталь относительно праздника "Средопостья",
или "крестцов" (среда на 4-й неделе Великого поста), в народных
представлениях Виленщины: "Замечательно, что часто случающийся об эту пору
еврейский праздник Пурим тоже почему-то называется евреями и крестьянами
"жидовские крестцы". Многие евреи по невежеству думают, что этот праздник у
них потому называется "крестцами", что в оное время Аман задумал евреев
приневолить к принятию христианства" [Берман 1873: 9].
В польской традиции праздник Пурим иногда называется "Zydowskie
Zapusty", т. е. как "еврейская масленица". Как рассказывают
информанты-славяне (Бельско-Подлясское воеводство), в этот день евреи
нанимали за плату парня, которого потом могли толкать и бить кольями, как
Иисуса Христа [Cala 1992: 89]. С одной стороны, здесь налицо обычное для
народного христианства соотнесение всех еврейских обычаев и обрядов с
евангельскими событиями, как более значимыми - с них в фольклорном сознании
начинается мироздание и история (ср. народные легенды о том, как Христос
творил мир, что еврейский Талмуд есть не что иное, как тайная книга о
распятии Христа, что в Пасхальную ночь евреи собираются для того, чтобы
вспомнить, как они распинали Иисуса, и т. д.). С другой стороны, описанный
ритуал с битьем и преследованием совершенно органично входит в систему
масленичных бесчинств, которыми сопровождались проводы зимы и обряды
изгнания смерти в славянской традиции, что и могло послужить основанием
сближения хотя бы на лексическом уровне еврейского Пурима и славянской
Масленицы. Славяне же на Страстной неделе, накануне Пасхи (эти дни являются
значимыми не только с точки зрения церковных ритуалов, но отмечены
многочисленными обрядовыми действиями, имеющими очистительный и
охранительный смысл), также привлекали евреев к обязательным в этот период
ритуальным бесчинствам. Так, повсеместно у западных славян в различных
вариантах известно предпасхальное действо, называемое "наказание",
"преследование", "сжигание" или "повешение Иуды", смысл которого сводился к
изготовлению обрядового чучела с последующим его уничтожением (все эти
обряды могут быть рассмотрены как христианизированный вариант уничтожения
куклы - олицетворения зимы и смерти). В вариантах "повешения Иуды",
записанных на территории ю.-вост. Польши (Пшемышль) обращают на себя
внимание следующие моменты: "Иуду" одевали в вещи, украденные у евреев,
вешали на ворота или на дерево напротив дома еврея, и еврей должен был
откупиться, заплатить за куклу [Cala 1992: 130-131]. Затем эту куклу тащили
к реке, поджигали и бросали в воду или же сбрасывали с башни костела. Здесь
также имеет место ежегодная реализация евангельского мифа в сочетании с