"Александр Константинович Белов (Селидор). Аркона" - читать интересную книгу автора

В Стране туманов было холодно и сыро. Оболочка Брагоды начала остывать,
и воину стало трудно двигаться. Однако мысль его здесь работала еще острее и
напористей.
"Захоти я сейчас оказаться внизу, я смог бы это сделать. Смог бы.
Почему? Потому, что я знаю, как это сделать. Концентрируясь, оболочка
уплотняется, тяжелеет. Но этого недостаточно. Ты хоть тресни, а все равно
воздух не пустит тебя вниз. Но если при этом замерзнуть, вот тогда плотность
тела прорвется сквозь воздушную твердь. Да только к чему все это?! А что я
знаю о той жизни? Только то, что она дала мне дорогу в Вырий? Но ведь там
мой меч получил свое имя, и еще... там меня убили. Ценой смерти там обретают
рай. А что говорил Перун? Ну да, возвращенные на землю ничего не помнят. И
ведь я не помню того, что было со мной там. Есть ли внизу демоны? Конечно же
есть, и сюда они, скорее всего, прорываются снизу. Иначе, как объяснить
такую плотность их тел? Однако, если они нападают на нас в небе, почему мы
не спускаемся для битвы на землю?"
Брагода уже не сомневался в надобности своего прыжка вниз.

* * *

Нет, Брагода не знал, что его ждет. Живое существо, закаленное волей,
терпит боль. Страдальчески или со слепым, непробиваемым равнодушием.
Берсерка с детства приучают не испытывать боли. Колдун после долгого
заговора усыпляет боль в молодом воине, нашпиговывая его тело при этом
костяными иглами. Есть боль, сгибающая несгибаемых, но и ей можно
противостоять. На острие облома жизни она тянет тонкую струну вашего
страдания. Но вы остаетесь жить наперекор этому предвестнику подступающего
небытия. Вы живете и знаете это, даже если боль выворачивает наизнанку ваши
мозги. Но боль, в которую попал Брагода, должна была его убить. Должна была,
но не убила. Ни одно живое существо, кроме особ Верховного порядка, не
пересекало еще Жерла времен, оставаясь при этом в полном здравии. Только
смерть - самый верный проводник жизни - вводит туда людей легко и
беспрепятственно. Это жерло выравнивает время Неба и время Земли, текущее в
разные стороны.
Брагода очнулся, найдя себя в забвении. Он осознавал себя и осознавал,
что мир вокруг него изменился. Внизу, куда ни брось взгляд, клокотало и
дыбилось холодное море. Тихо постанывал ветер, кусая волны. К увиденному им
не хватало разве что трагедии. Но она не заставила себя долго ждать. Там
внизу дрожал одинокий, затираемый волнами струг. Любая из волн могла его
опрокинуть. Беспомощность лодки перед неуемной стихией невольно обратила
мысли Брагоды к собственному положению. Он был таким же одиноким в чужом
мире. Мире, стертом из его памяти и малопригодном для сына Неба. Законы
сознания и бытия здесь, должно быть, отрицали уже самое существование
Брагоды. Да, он был один. Даже малой помощи пояснением и добрым советом
ждать было не от кого. Жизнь началась сначала. Лучшим спутником Брагоды
сейчас мог бы оказаться какой-нибудь ребенок, за каждым шагом которого
следовала бы незримая тень небесного воина. Каково же было удивление
Брагоды, когда прямо под собой, в струге, он увидел изможденного и
полуживого малыша.
Теперь уже он не стал бы с благопотребной тоской взирать на долгую
гибель в волнах этой маленькой лодки. Но что мог сделать Брагода, если