"36 советских писателей. Беломорско-Балтийский канал имени Сталина. История строительства (фрагмент)" - читать интересную книгу автора

результаты. Полуграмотные люди видели, что рядом с ними работают ученые
старики и пожилые инженеры, враги рабочего класса, и видели, как эти умные,
образованные люди - враги - превращаются в энергичнейших сотрудников
рабочих, действуют "ударно", не щадя своих сил, и действуют "за совесть", а
не "за страх". Сотни социально-больных и "опасных" записывались в бригады
ударников, становились каналоармейцами, лично и сознательно
заинтересованными в успехе дела.
Там было порядочное количество деревенских кулаков. Многие из них тоже
хорошо работали. Вначале их побуждало к этому гордое сознание ими своей
значительности в мире; они - "хозяева", они должны показать "воришкам", как
умеет и может работать "настоящий" человек, "хозяин". Но вскоре эта гордость
уступила место чему-то другому, что едва ли было понятно и самому "кулаку".
Являясь к начальнику работ, он деловито говорил ему: наказан он за то, что
скрыл хлеб и соседям советовал скрывать. На допросе, после ареста, он не
сознавался в этом, теперь - сознается: скрыл! И подробно рассказывает, где
и сколько спрятано хлеба им, сколько и где спрятали односельчане.
Это были наиболее "трудновоспитуемые" люди. В сопротивлении законным
требованиям государства они доходили до мрачной жестокости. Один из них,
спрятав 450 пудов зерна, допустил умереть от голода двух детей своих и жену,
и сам отощал до полусмерти. Но и в этих полулюдях, идолопоклонниках частной
собственности, правда коллективного труда пошатнула зоологическое
индивидуальное. Вот как рассказывал о своем отрезвлении один из "хозяев",
владелец хутора:
"Я - житель тех годов, когда начальство по морде било и за вину, и для
забавы, для оказательства силы. В 902 году губернатор Оболенский в нашей
деревне пятого порол, так я тоже в пятых оказался. В 906 тоже попало
маленько, да в тюрьме повалялся четыре месяца. Пришла думка: нехай люди
живут, як хочут, - буду жить, як можу! В гражданскую войну у меня хутор
был, Волов три пары, две - мои, одна - братова, а он - в партизаны ушел,
да и пропал. Кони были, было трое австрияков нашей речи, пленники с
Галичины. Наскочили белые, бычка зарезали, коней свели. Красные пришли -
кроме хлеба ничего не взяли, а хлеба у меня богато было. Потом - снова
белые, а за ними - немцы. Ну, прямо скажу, немцы разорили все мое хозяйство
так, что я даже удавиться хотел. Кончилась война, приложил руки к делу - за
четыре года обжился не плохо. Левизором был в сельсовете, общественной
работы не бегал, кооператив, там, али что... Начались колхозы. В 29 году
оказалось, что я советской власти противник, враг. Заарестовали. На допросе
все - гражданин, да гражданин. Нехай, думаю! Умасливают, чтоб не скрипел.
Хлопец один ткнул меня в шею, - начальник ему три дня ареста назначил.
Может и не посадил, а - только для политики. Ну, я думаю по-своему: ты меня
побей, а хозяйства моего - не тронь! При царе - хозяйства не трогали. Да.
Вот и попал за охрану хозяйства. Что ж, работаю не хуже других, две премии
получил, сокращение срока обещают за обучение хлопцев плотничьей работе.
Обучать я - способный. Ну, здесь конечно вижу, что ежели у меня свой хутор,
так - на кой мне хрен канал этот? И понимаю, что ежели все хозяева будут
эдак думать - придется им на немца робить, або еще на кого чужого. Вот,
перевелся сюда, на Москву, канал строить. Плотничья работа - спокойнее, а к
земле - не вернусь, в колхозе я - не работник, а на какой-нибудь своей
десятине - тоже радости не найдешь, лучше в носе пальцем ковырять".
Началась мотивы перерождения, иногда весьма похожие на комический