"Лора Белоиван. Маленькая хня" - читать интересную книгу автора

- Да не было, Володенька, не было у меня разочарований.
- А у меня было.
- Расскажи, пожалуйста.
- Мне один раз приснилось, что я - это ты. И вот я, Фанинька, уже не я,
а ты, и сплю я, и во сне держу в руке мой, Володенькин, член. И такое у меня
счастье во сне, такое счастье, ты и представить себе не можешь! И вот
просыпаюсь я - не поверишь, Фанинька - от счастья, и еще счастливее мне
делается, потому что понимаю, что я проснулся, проснулась то есть, а член-то
все еще в руке...
- Ну, а разочарование-то где, Володенька?
- Дура! Ну член-то - мой! Но я же - не ты!!!
- Тьфу ты, Вольдемар, ну ты идиот, прости меня, ну честное слово".

...А вот все-таки несравнимая ни с чем радость ехать в своей машине и
слушать, к примеру, "Апокалиптику", и обгонять автобусы, подрезая их или
специально притормаживая на остановках, не давая им прижиматься к обочине
или выталкивая их на встречную полосу, и видеть мат их водителей,
высовывающихся из окон; мат разъяренных водителей, уносимый ветром в сторону
Амурского залива - в данной ситуации лучшая, хоть и совершенно беззвучная,
музыка. Лучшая - если не считать, конечно, этих четверых лапландских ребят,
вступивших в такой порочный альянс с виолончелями, что даже чучело, сидевшее
на заднем сиденье моей машины, как-то еще больше скукожилось, а в
стекловидных его глазах появилось совершенно новое выражение; впрочем, я его
еще слишком мало знала, чтобы судить о выражениях его глаз. Я просто
добавила громкости, а когда через минуту глянула в зеркало заднего вида, то
едва сумела увильнуть от гигантского, гофрированного посредине Икаруса -
откуда он только взялся, совершенно непонятно.
Сидящий в моей машине Ленин плакал.
- Я хочу домой, - сказал он, - Фанинька, отвези меня к моей маме.
- Подождешь, - сказала я, - скоро приедем.
Почему они все стремятся умереть именно во Владивостоке? Я не знаю.
Лично я бы меньше всего на свете хотела лежать в этой глинистой почве,
постепенно замыливаясь и превращаясь в ту же самую глинистую почву. Я бы
хотела превратиться в песок, если уж совсем нельзя на небо.
Задергался мобильник.
- Вы встретили Ленина? - спросил Кербер.
- Да. Город ему показываю, - ответила я.
- Весь не надо. Весь не имеет смысла, - сказал он и отключился.
"Интересно, чем оно питается?" - клянусь, я не произнесла этого вслух,
я только подумала.
- Детьми революции, - ответил вдруг Ленин и открыв пасть, загоготал. Не
просохшие еще слезки, навеянные то ли смычковыми, то ли ветром в открытое
окно, вдруг увеличились в размере и скатились по монгольской его физиономии.
"Чучела разве плачут", - удивилась я, поглядывая в зеркало.
- Фанька, сука, не смей называть меня чучелом, - визгливо крикнул
Ленин, и мы приехали.
Говорят, когда я зашла в офис, то была не похожа сама на себя.
- Госпожа Фанни, проводите гостя в мой кабинет, - сказал Кербер,
пристально глядя на меня. Я взялась за стену и увидела на ней новый багет:
это была выполненная на бересте картина "Ленин в октябре" - известный сюжет,