"Лора Белоиван. Маленькая хня" - читать интересную книгу автора

Я взяла в руки фолиант с фотографиями еды и открыла на десертах.
- Морошки не желаете? - предложила я поэту. Вытаращив свои абрэковские
глаза, Пушкин некоторое время молчал. А потом обратился ко мне с длинной
проникновенной речью:
- Еб твою мать! - сказал Александр Сергеевич, - Тетень... Лора! Я не
люблю морошки. Но я готов съесть целый фунт, если вы будете ко мне
снисходительны. Меня сильно утомил в дороге Захарон Андреич. Вы, Лора, не
поверите, но этот старый пидор все время говорит гекзаметром! Хуй с ними, с
цыганами и этой блядской эмигранткой из Бейджина - мы же с вами не
орнитологи. Мы с вами выпьем еще водки и потанцуем. И перейдем на "ты", как
это водится меж ста... добрыми приятелями. Вы согласны, Лора?
- В китайском ресторане нормальные люди не танцуют, - зарделась я
отходчиво, - а выпить водки я вам предлагаю в другом месте.
- Так отправимся же! - воскликнул Пушкин, - насколько я понял, платите
вы?
Мы вышли на улицу, переоделись в канаве за "Океаном" - мальчики налево
девочки направо - вылезли на поверхность уже во всем вечернем и пустились в
турне. В ту ночь мы были: в Ройал Парке, в Лесной заимке, в Сакуре, где
наконец перешли на "ты"; в Капитане Куке, в Бинго, в Наутилусе, где Пушкин
орал, что любит меня как брата; в Моранбоне, в Нагасаки, где Пушкин совсем
некстати вспомнил было о цыганах, но тут же забыл; в Аллегро, в Избушке
охотника, потом каким-то образом оказались на железнодорожной платформе
станции Океанская, где Пушкин блевал в кустах, а я держала его за фалды,
чтобы он не упал и не побился. Отсюда было близко да дачи: Черная же речка -
в натуре, Пушкин, прикинь, в России так много мест, где тебя грохнули! - Не
пиздите, мадам, убить поэта не так-то просто, надеюсь, нас там не поджидает
белый всадник на белом коне, ха-ха-ха!
Ключей у меня с собой не было. Проспали мы до обеда на полу в беседке,
как дети общих родителей-алкоголиков, и проснулись от по-родственному же
общего сушняка.
- Я же говорил, медвежатина пересоленная, - бубнил Пушкин, выбираясь на
солнышко. Я тяжело вспоминала, положила ли в рюкзак эссенциале форте, а если
положила, то почему не съела где-нибудь между двадцатой и тридцатой.
- Кулумбарий, блядь, какой-то, - сказал Александр Сергеевич, ковыряя
носком лакированного штиблета грядку с физалисом, моей тихой мичуринской
гордостью.
За штакетником возникла соседка Любовь Ильинична, про которую я однажды
подумала, что она привидение и, чего греха таить, подумала также и в этот
раз.
- Лара, если это вы рабочих привезли, - сказала она, тыча в помятого
Пушкина, который как раз в тот момент поймал на физалисе кузнечика и дул ему
в лицо, - следите, чтобы они инструмент у меня не крали. И как вы не боитесь
с азербайджанцами связываться? - добавила она шепотом.
- Это не азербайджанцы, - также шепотом ответила я, - это чеченцы, они
у нас дом покупают, будут здесь мак выращивать. Если что, можете семена у
них попросить.
- Здравствуй, бабушка! -крикнул Пушкин, -хочешь водки?
Кстати о водке. В то утро - правда, это уже было не утро - запасливый
Пушкин научил меня опохмеляться. Вопреки ожиданиям, меня даже не вырвало.
Заготовленный мною и одобренный Кербером график экскурсии сломался