"Лора Белоиван. Маленькая хня" - читать интересную книгу автора

быстро и довольно безболезненно, чего не скажешь о тематике маршрута:
сломать ее было просто невозможно. Любое место, в которое бы мы ни
направлялись с Пушкиным, совершенно автоматически становилось пушкинским.
Пушкинской стала бы и половина владивостокских блядей, однако о девках
Александр Сергеевич всякий раз вспоминал уже тогда, когда не мог без
посторонней помощи найти средство общения с ними. А я в таких делах ему была
не товарищ. Разве что малую нужду пособить справить. По-братски.
- Пушкин, - сказала я на четвертые сутки изрядно утомившего меня
пьянства и бессмысленных съемов, - я не понимаю одного: почему Кербер, ушлая
псина, не нашел тебе гида-мужика? А из меня какой компаньон. Надо бы тебе
мужика в товарищи.
- А ты правда не знаешь, почему? - удивился Пушкин, - почему у Цербера
одни бабы в штате?
- Не-ет, - насторожилась я, - правда, что ли, одни бабы?
- Ха! Не знаешь?!
- Да я недавно у него работаю.
- Н-да... В общем, понимаешь ли, брат Лора, не умеют мужики правильно
оглядываться. Если уж оглядываться, то оглядываться надо правильно. А лучше,
конечно, вообще не оглядываться.
- Куда не оглядываться?
- Назад, - удивился Пушкин, - Сечешь? - Секу, - наврала я.
Ни хренашеньки я не секла. Ни хренашеньки. И поэтому спросила новое:
- А что, без гида нельзя? Ты вот что, не смог бы один бухать тут?
Пушкин посмотрел на меня как на чужую, потом, вспомнив, видимо, мое
дебютантство, сжалился и пояснил:
- Да? А удерживаться я за кого должен?! Вот оно что. С ума сойду я с
этой новой работой.
На пятый день мы покинули Владивосток. "Надоело водку жрать", -
признался Пушкин. "Так быстро?" - съязвила я. "Хочу сакэ", - заявил он. "Это
такая гадость", - сказала я. "Ну и пусть". - не отступал поэт. Так мы
очутились в пушкинском городе Тоса провинции Кочи, где угодили на одно
закрытое якудзовское мероприятие. Там бухой, по обыкновению, Пушкин уболтал
меня сделать ставку на кобеля по кличке Такасу Дзискэ: "Лора, брат, вот на
этого, только на этого!" - в результате мы, не очень понимая, что происходит
на ринге, проиграли полконверта денег. "Сумису Марино дэн", - сказал нам
Такасу Дзискэ и показал свой перламутровый кишечник. Я не ожидала, что
Пушкин так расстроится из-за какой-то ерунды, но он действительно был
настолько огорчен, что сделал себе на левом предплечье цветную татуировку с
изображением знака иены и расхотел ехать назавтра в Северную Корею.
А тут еще мы, словно нарочно, попали под дождь, вымокли как сволочи, и
Пушкин простыл. В дабле отеля Sunrise, где мы зарегистрировались как Белкины
(не как братья, конечно, а как супруги), мой подопечный двое суток
температурил и поминал Захарона Андреича: "что значит смерть? За сладкий миг
свиданья..." - в общем, хандрил как мнительная истеричка из разряда пожилых
девушек, отказываясь от бульона и совершенно не слушая моих доводов о том,
что Захарон Андреевич не приедет раньше, чем закончится пушкинский контракт
с моим шефом. На третий день от поэта отлегло и он, будучи совершенно
трезвым, потребовал-таки бляди.
И вот тут я оказалась в очень сложной для себя ситуации: с одной
стороны, желание клиента - закон, с другой - как женщина порядочная, я не