"Аркадий Белинков. Сдача и гибель советского интеллигента, Юрий Олеша " - читать интересную книгу автора

революции, а в еще более ранние годы о подобных явлениях говорили, что это
термидор. Но что можно было ждать от подобных людей? Ничего, кроме болтовни
о поспешном и уже ничем не остановимом возврате к так называемым
"традициям", "национальному духу", "великому прошлому", "благородным
предкам", к шовинизму, военным захватам, дипломатическим заговорам,
ханжеским фразам, монологам о "священном долге", к полному и безоговорочному
подчинению общества государству, к культу сильного, безжалостного,
тщеславного, властного, карающего, непомерного государства. Люди, которые
считают, что от революции следует ожидать только свободы, равенства и
братства, при задержке таковых переносят на революцию недоволь-ство ее
развитием, ее последствиями, в первую очередь созданным ею государством.
Революция подменяется рожденными ею институтами и на нее перекидывается
ответственность за все. Люди переносят на революцию недовольство ее
результатом. С этой ошибкой, с этой аберрацией связаны тяжелые последствия,
казалось бы, неожиданные для людей, обладающих редким умением думать
самостоятельно, а не повторять рабьим голосом, чего велят. Из особенно
тяжких последствий оказался антисемитизм. Он возник потому, что в истории
революции огромную роль играли евреи, а революция породила такие институты и
такие взаимоотношения людей, которых никто и вообразить не мог, и поэтому,
перенеся на революцию недовольство ее результатом, люди, обладающие высоким
умением не верить газетке, то есть самая высокая нервная материя страны, ее
совесть и мозг сходятся с послереволюционным термидорианским государством в
одном из решающих пунктов концепции антисемитизме. Послереволюционное
государство возникает в тот час, когда революция окончательно берет в свои
руки власть. Тогда начинается эвакуация не канонизированных идей и
канализация нежелательных тенденций.
Вакуум после разгрома концепции быстро заполнился продуктами
термидорианского распада.
История всех революций и особенно XX века с очевидностью убеждает в
том, что в каждой революции - всегда две революции: февральская и
октябрьская.
Начинают возводиться изваяния Гуманизма.
Убитый царевич через 25 лет снова воскресает и его снова убивают.
Потом что-то случается, изваяния Гуманизма заменяются новыми (в том же
исполнении) и потом дальновидные люди начинают понимать, что новой эпохи не
было. Было лишь несколько дней замешательства и серьезных ошибок. Все это
было решено не в один день, а имело давнюю традицию, начатую после поражения
декабризма. Тогда возникло мнение, что смены эпох иллюзорны, что история
страны, приговоренной и приученной к тирании своей географией,
метеорологией, народным характером и печальным опытом, может менять лишь
обличил деспотизма. В связи с тем, что при смене эпох решительно меняются
слова1, то естественно, что эту смену замечали только языковеды. Все же
остальные не замечали ничего.
1Лафарг. Язык революции. Французский до и после революции. Очерки
происхождения современной буржуазии. М.-Л., 1930.
В разных формулах и с несходных позиций литература 20-х годов решала
два важнейших вопроса общественной истории России: взаимоотношения человека
и революции и взаимоотноше-ния человека и возникшего в результате революции
государства.
Книги Юрия Олеши - его удачи и падения - движутся, как время, как