"Сол Беллоу. Между небом и землей" - читать интересную книгу автора

страхи всей своей жизни. Я должен сам себе вынести приговор и задаю вопросы,
которые ни за что не хочется задавать: "Для чего?", "Зачем?", "Для чего я
тут?", "Для того ли я создан?" Убеждения мои ни при чем, меня не спасают мои
затрушенные убеждения. Я все думаю про тот навес на углу. Он защищает от
дождя и от ветра в точности, как меня защищают мои убежденья от обступившего
ужаса. "Кто крепко спит, того Бог хранит" - старая поговорка. Увы. Утром я
одеваюсь, иду по своим "делам". Снова день - как все дни. Но снова будет
ночь, тот же сон, "зловещее приключение", по слову Бодлера, и череда
кошмаров про счеты-расчеты меня по ступенькам протащит к бодрствованию, и
мысль будет биться, как белье на ветру.
Нам выдали невероятный закат: грубые краски, апокалиптическая злость и
фиолетовость-такие проступали, наверно, после казни на телах великих
святых-в щедрых синюшных подтеках. Я разбудил Айву, и мы вместе смотрели,
взявшись за руки. У нее рука прохладная, легкая. У меня немножко подскочила
температура.

28 января
У отца все прошло гладко. Мачеха проявляла сердечность, он не возникал.
Ушли в десять. Айва мне только сегодня призналась, что, когда мы прощались,
мачеха сунула ей конверт, где лежало поздравление с годовщиной и чек.
- Ну, не дуйся, Джозеф, - сказала Айва. - Деньги нам не помешают. Мы
обносились оба.
- Я вовсе не дуюсь.
- Они же хотели как лучше. Очень мило с их стороны. Тебе рубашка нужна.
И трусы. Латать я отказываюсь, - она усмехнулась, - живого места нет.
- Я не дуюсь, с чего ты взяла. - И я заправил ей за ухо заблудшую
прядь.
Я рад-радешенек, что обошлось без дежурного интервью, которое отец
обычно начинает с того, что отводит меня в сторонку: "Я тебе говорил про
сына Гартнеров? Младшего? Который химию изучал? Его взяли из института.
Теперь у него отличная работа на военном заводе. Ты его помнишь".
Естественно, я его помню.
Иными словами - почему я не стал химиком, физиком, инженером?
Гуманитарное образование - слишком жирно для людей среднего достатка.
Ненадежное вложение капитала. И собственно, кому оно нужно - умный человек и
сам прекрасно может дойти до всего, что ему положено знать. Отец, например,
университетов не кончал, но всегда может поддержать разговор цитатой из
Шекспира-"Нет повести печальнее на свете", "Есть многое на свете, друг
Горацио" - и даже продекламировать весь монолог Гамлета: "Быть или не быть -
таков вопрос".
Мои знания, конечно, шире, чем у него, кто спорит. У меня и
возможностей было побольше. Но сначала все-таки хлеб с маслом. Кстати, люди
точных профессий тоже часто бывают очень культурными. Джордж Сакс, например
(наш домашний доктор в Монреале), - ученый, даже книгу написал в свободное
время (брошюрка Квебекского музыкального общества: "Глухота Бетховена в
свете медицинских фактов"). В защиту отца, конечно, можно сказать, что я
себя готовил для образа жизни, который никогда не осилю. И если раньше я
маниакально рвался осуществить свои планы, теперь я знаю, что пора
успокоиться на очень-очень малом. Верней - пора закругляться, какое уж там
успокоиться. И личный выбор теперь вообще не учитывается.