"Генрих Белль. Я не могу ее забыть" - читать интересную книгу автора

тяжелые. Лейтенант шел впереди носилок, а те двое - сзади. Так мы, наконец,
выбрались из лесу, шли полями и лугами, потом опять лесом, им приходилось
часто опускать носилки наземь, утирать пот, а вечер все приближался. Когда
мы дошли до деревни, все еще было тихо. Они отнесли меня в дом, где теперь
находился капитан. Слева и справа по стенам громоздились одна на другой
школьные парты, а учительская кафедра была завалена ручными гранатами. Когда
меня внесли, там как раз распределяли ручные гранаты. Капитан кричал в
телефон, угрожая кому-то расстрелом. Потом выругался и бросил трубку. Меня
положили за кафедрой, где лежали еще раненые. Один, с простреленной рукой,
сидел на корточках, вид у него был весьма довольный.
Лейтенант доложил капитану, как проходила наша контратака, капитан
заорал, что расстреляет лейтенанта, а лейтенант сказал:
- Так точно!
Капитан еще пуще разорался, а лейтенант опять повторил:
- Так точно!
И капитан перестал кричать.
В цветочные горшки воткнули большие факелы и зажгли их. Уже стемнело, а
электричества, похоже, тут не было. Когда гранаты были розданы, класс
опустел. Остались только два фельдфебеля, писарь и капитан с лейтенантом.
Капитан сказал лейтенанту:
- Прикажите выставить посты, надо попытаться хоть немного поспать. С
утра опять начнется...
- Отступление? - тихо спросил лейтенант.
- Вон! - закричал капитан, и лейтенант ушел.
Когда он ушел, я впервые взглянул на свои ноги и увидел, что они залиты
кровью, я их совсем не чувствовал, чувствовал только боль там, где были
ноги. Мне стало холодно. Рядом со мной лежал человек, раненный в живот, он
был совсем тихий и бледный, почти не шевелился, только изредка осторожно
проводил рукой по одеялу, накинутому на живот. На нас никто не обращал
внимания. Наверно, среди тех пятерых, что сразу дали деру, был и санитар.
Внезапно и я ощутил боль в животе, она быстро поползла вверх и расплавленным
свинцом прихлынула к сердцу, кажется, я закричал и потерял сознание...
Очнувшись, я сначала услышал музыку. Я лежал на боку и смотрел в лицо
соседа, раненного в живот. Он был мертв. Одеяло стало черным от пропитавшей
его крови. А я слушал музыку, - должно быть, где-то включили радио. Звучало
что-то очень современное, наверное, иностранное, а потом эту музыку словно
бы стерли мокрой тряпкой и раздался марш, потом классическая музыка. Вдруг
чей-то голос надо мной произнес:
- Моцарт.
Я поднял глаза и увидел ее лицо, и тут же понял, что это не может быть
Моцарт, и сказал, обращаясь к этому лицу:
- Нет, это не Моцарт.
Она склонилась надо мной и я увидел, что она врач или, может,
студентка-медичка, она выглядела такой юной... но в руке у нее был
стетоскоп. Теперь я видел лишь корону ее пышных мягких каштановых волос,
ведь она склонилась над моими ногами и задрала одеяло так, чтобы я ничего не
мог видеть. Потом подняла голову, посмотрела на меня и сказала:
- И все-таки это Моцарт.
Она закатала мне рукав, а я тихонько возразил:
- Нет, это не может быть Моцарт.