"Генрих Белль. Пока смерть не разлучит вас" - читать интересную книгу автора

смог бы) взять под залог дома - ведь, в конце концов, она была ему "хорошей,
осмотрительной, экономной и при том не скупой, хотя и неверной женой" и
внесла свой "весьма весомый и положительный вклад в строительство их
семейной жизни", и эти стулья в стиле Людовика, и мейсенский фарфор - все
это бесспорно принадлежит ей. Когда она сказала, что ей ничего не нужно, это
взбесило его больше, чем известие об измене со Штресселем, и, в конце
концов, он оторвал от этой дешевой скатерти несколько кистей (и сегодня
сделал бы то же самое) и бросил их на пол; осуждающий взгляд
кельнерши-турчанки, которая в этот самый момент принесла кофе и чай, чай
ему, ей - кофе, послужил лишним поводом к гневному замечанию относительно ее
здоровья и ехидному жесту в сторону пепельницы (которая, кстати, была
безобразной, темно-коричневая, цвета пола, и в ней действительно лежало уже
три окурка!).
Да, кофе. Она снова пила его и листала газету. Здесь в кафе она могла
безмятежно курить, не опасаясь, что какой-нибудь идиот уставится на нее или
даже изругает последними словами; она вспомнила всю эту толчею и беготню в
бесконечных коридорах суда, где все эти люди, оскорбленные или оскорбившие
сами, обманутые домовладельцы или незаплатившие жильцы, сновали по лестницам
вверх и вниз; где все решалось и ничего не разъяснялось симпатичными
адвокатами и симпатичными судьями, которые не в силах остановить смерть.
Она вновь и вновь ловила себя на том, что улыбается, вспоминая момент
наступления смерти, разлучившей их. Началось это еще год назад, когда они
были приглашены на ужин к шефу, и муж вдруг сказал, что она "специалист по
текстилю", это звучало так, будто она была ковровщицей, ткачихой или
художницей по росписи тканей, хотя она была всего лишь обыкновенной
продавщицей в магазине тканей, и ей это нравилось, нравилось разворачивать и
сворачивать рулоны, красивые и приятные на ощупь, а в перерывах между
наплывом покупателей снова все приводить в порядок, раскладывать по полкам,
ящикам и ящичкам: полотенца, скатерти, платки, рубашки и носки, - и вот
как-то раз является некий приятный молодой человек, теперь, правда, уже
почивший вечным сном, и просит показать ему несколько рубашек, хотя не имеет
намерения (и денег тоже) купить какую-нибудь из них, является просто потому,
что ему немедленно надо рассказать кому-нибудь о своем завоевании: всего
через три года после окончания вечерней школы ("Я, знаете ли, специалист по
электротехнике" - при этом он был просто монтером) он уже получил диплом и
тему диссертационной работы. Ну, и это нынешнее его заявление - "Моя жена -
специалист по текстилю" - вполне логично должно было подразумевать если не
искусство, то по меньшей мере художественный промысел, и как же он
разозлился, прямо-таки чуть не задохнулся от ярости, когда она сказала: "Да,
я была продавщицей в магазине тканей и теперь еще изредка там помогаю". В
машине на обратном пути домой - ни слова, ни единого звука, ледяное
молчание, руки, судорожно сжимающие руль.
Кофе оказался поразительно вкусным, газета скучной ("Доходы фирм
чересчур низки, заработная плата слишком высока"), а все, что творилось
вокруг нее, почему-то напоминало о суде ("Искажение фактов", "Кушетка
бесспорно принадлежит мне", "Я не позволю отнять у меня сына"). Адвокатские
мантии, адвокатские портфели. Посыльный из конторы принес бумаги, которые
кто-то разложил и листает с серьезным видом. И снова кафе: молодая
официантка, принесшая сейчас вторую чашку кофе, положила ей руку на плечо и
сказала: