"Генрих Белль. Vive la France!" - читать интересную книгу автора

услышал чванливый голос:
- Пора кончать, господа! Уже два часа...
Запах лужи на лестнице прогнал его в сад. Еле передвигая ноги, заложив
руки за спину, добрел он до угла дворца. И тут в сенях раздался громкий и
резкий голос пьяного лейтенанта:
- Vive la France! - и лейтенант звонко рассмеялся собственной шутке.
В мертвенном свете ночи часовой увидел, как по каменной лестнице,
шатаясь, спускался лейтенант. Он не шелохнулся, пока этот призрак с
судорожной уверенностью пьяного брел по саду вдоль дворца, но затем он
слишком резко повернул и наткнулся на угол.
- Эй, вы! - вибрирующим голосом воскликнул лейтенант, - что вы тут
делаете?
Молчание часового затаенной угрозой висело в воздухе; спокойно
прислонясь к стене, он точно охотник подкарауливал этого едва державшегося
на ногах пьяного лейтенанта с лицом порочного ребенка, его тяжелое дыхание
было уже совсем близко.
- Вы что, оглохли? Могли бы, по крайней мере, отозваться.
- Так точно! - отвечал часовой.
- А я вам говорю, стрелять в каждого, кто не знает пароля, в каждого,
никакой пощады!
Его словно заклинило на этой фразе, он упрямо твердил:
- Стрелять в каждого, стрелять!
Не дождавшись ответа часового, он, шатаясь, направился по аллее к
воротам, и перед тем как пойти налево по тихой деревенской улице, еще раз
громко выкрикнул:
- Vive la France!
Его безумный смех, докатившись до стен дворца, гулко разнесся по парку.
Часовой быстрым коротким шагом дошел до ворот и выглянул на деревенскую
улицу; черно и немо стояли дома, а над крышами ночная тьма уже смягчилась до
цвета водянистых чернил. Он слышал шаги лейтенанта, то и дело спотыкавшегося
о булыжники, он мысленно следил за ним, когда тот свернул вправо, к
Кирхплатц, и даже сумел расслышать глухой стук в какую-то дверь. Часовой
кивнул, как бы в подтверждение собственным мыслям, когда хриплый
мальчишеский голос лейтенанта укоризненно прокричал:
- Иветта! Иветта!
От Кирхплатц отходил переулок, параллельный главной улице и
заканчивающийся тупиком, так что, пройдя последние тридцать шагов, лейтенант
вновь приблизился к часовому и стоял почти что рядом. Его голос долетал до
часового через крыши низких темных домишек. Было что-то призрачное в том,
как голос словно бы парил над одноэтажными домами, повторяя одни и те же
слова, сначала укоризненно: "Иветта! Иветта!" - а потом уже нетерпеливее,
жалостнее, совсем по-детски: "Открой!" - и вновь с укором: "Иветта, черт
тебя побери!" Затем настала странная тишина, и часовой, затаив дыхание,
напряженно вслушивался в нее, отчетливо представляя себе, как там беззвучно
открылась дверь и белые руки втянули лейтенанта в дом. Но вдруг в
мучительной тишине раздался громкий и пронзительный крик лейтенанта:
- Иветта, ты сволочь!
Затем дверь, видимо, и в самом деле отворили, раздался легкий смешок, и
часовой, который стоял в холодной ночи с болезненно искаженным лицом и
закрытыми глазами, словно бы воочию увидал умиротворяющую улыбку на белом