"Генрих Белль. Когда кончилась война ("Город привычных лиц" #7) " - читать интересную книгу автора

грубой оберточной бумаги, плотно исписанных... Взбешенный фельдфебель
схватил мой дневник, швырнул его в дыру отхожего места и буркнул зло:
"Didn't I ask you for papers?!" ***. Потом он разрешил мне идти.
______________
* [6] Нет (англ.).
** [7] Да здравствует король! (фр.)
*** [8] "Ведь я же спрашивал вас насчет документов?!" (англ.).

Мы толпились у лагерных ворот и ждали бельгийских грузовиков, которые,
как стало известно, должны были доставить нас в Бонн... Бонн? Почему именно
в Бонн? Кто-то рассказал, будто въезд в Кельн закрыт, потому что город
завален непогребенными трупами, другой утверждал, что нас заставят в течение
тридцати, а то и сорока лет разбирать руины "и нам даже тачек не дадут, так
что мусор и битый кирпич придется таскать на себе, в корзинках". К счастью,
возле меня не стоял ни один из тех, с кем я вместе спал в палатке или ехал в
вагоне. Болтовня незнакомых людей была мне не так отвратительна, как
разглагольствования знакомых. Кто-то впереди меня сказал:
- А у еврея он хлеб взял.
А другой ему в ответ:
- Вот такие типы и будут теперь задавать тон. Сзади кто-то толкнул меня
и спросил:
- Махнем сто грамм хлеба на сигарету?
И тут же перед моим лицом появилась рука с куском хлеба, и я сразу
узнал один из тех кубиков, которые нарезал Эгелехт в вагоне. Я покачал
головой. Рядом раздался чей-то голос:
- Бельгийцы торгуют сигаретами по десять марок за штуку.
Мне это показалось очень дешево: в лагере немцы продавали сигарету за
сто двадцать марок.
- Кому нужны сигареты?
- Мне, - сказал я и сунул свои двадцать марок в чью-то ладонь.
Все торговали со всеми. Это было единственное, что их всерьез
интересовало. За две тысячи марок плюс поношенный мундир кто-то получил
гражданский костюм; обмен и переодевание произошли прямо тут же, в толпе, и
я услышал чей-то возмущенный голос:
- Подштанники относятся к костюму, это же ясно! И галстук тоже...
Кто-то загнал часы за три тысячи марок. Но главным товаром было мыло.
Те, кто содержался в американских лагерях, имели много мыла, некоторые до
двадцати кусков, потому что каждую неделю там выдавали по куску мыла, но
воды для мытья не было никогда; те же, кто прибыл из английских лагерей,
мыла и в глаза не видали; зеленые и красные куски передавались из рук в
руки, вид мыла пробудил кое в ком честолюбие художника: из мыла были созданы
собачки, кошечки и всевозможные гномы. Но тут выяснилось, что честолюбие
художника несовместимо с торговлей: простой кусок мыла ценился по курсу выше
мыльной фигурки, ибо в этом случае не был гарантирован чистый вес.
Неведомая мне рука, в которую я сунул двадцать марок, вдруг снова
вынырнула с двумя сигаретами; я был почти умилен такой честностью (да, почти
умилен, но только пока не узнал, что бельгийцы торгуют сигаретами по пять
марок штука. В самом деле, сто процентов прибыли - неплохой бизнес, особенно
между товарищами).
Мы стояли у ворот, сбившись в тесную кучу, не меньше двух часов, и в