"Генрих Белль. Человек с ножами" - читать интересную книгу автора

все с тем же угрюмо-тоскливым видом и вновь пошел на сцену, где
раскланялся, любезно улыбаясь. Оркестр сыграл туш. Юпп все еще шептал
что-то на ухо лысому. Клоун трижды возвращался за кулисы и трижды вновь
выходил на сцену, улыбался и раскланивался. Но вот оркестр заиграл марш, и
Юпп с чемоданчиком в руке бодро зашагал на сцену. Его приветствовали
жидкими хлопками. Усталым взглядом я следил за тем, как он наколол
несколько игральных карт на гвозди, вбитые, видимо, специально для этой
цели, и стал один за другим метать в них ножи, неизменно попадая в центр
карты. В публике захлопали сильней, но все же довольно вяло. Потом под
тихую дробь барабанов он проделал номер с большим ножом и бруском.
Несмотря на охватившее меня безразличие, я почувствовал, что получается и
впрямь жидковато. Напротив, по другую сторону подмостков, за Юппом
наблюдали несколько полураздетых девиц... И тут лысый мужчина вдруг
схватил меня, вытащил на сцену и, поприветствовав Юппа торжественным
взмахом руки, произнес деланно важным голосом полицейского:
- Добрый вечер, господин Боргалевски!
- Добрый вечер, господин Эрдменгер, - ответил Юпп тем же напыщенным
тоном.
- Я вам тут конокрада привел, господин Боргалевски. Редкий мерзавец!
Пощекочите-ка его вашими ножичками, повесить всегда успеется! Нет, каков
негодяй!..
Его кривлянье показалось мне нелепым, вымученным и жалким, как бумажные
цветы и скверные румяна. Бросив взгляд в зрительный зал, я понял, что
очутился лицом к лицу с многоголовым похотливым чудовищем, которое,
казалось, напряглось в мерцавшем полумраке и приготовилось к прыжку. С
этого момента мне стало на все наплевать.
Яркий свет прожекторов ослепил меня. В своем потрепанном костюме и
нищенских ботинках я, наверное, и впрямь смахивал на конокрада.
- Оставьте его мне, господин Эрдменгер, уж я этого парня обработаю на
совесть.
- Да, всыпьте ему как следует - и не жалейте ножей!
Юпп схватил меня за воротник, а господин Эрдменгер, ухмыляясь и широко
расставляя ноги, удалился за кулисы. Откуда-то на сцену выбросили веревку,
и Юпп привязал меня к подножию дорической колонны, к которой была
приставлена раскрашенная бутафорская дверь. Безразличие словно опьянило
меня. Справа из зрительного зала доносился беспрерывный жуткий шорох. Я
почувствовал, что Юпп был прав, когда говорил о кровожадности толпы. Дрожь
нетерпения, казалось, заполняла затхлый, сладковатый воздух. Тревожная
дробь барабанов в оркестре перемежалась приглушенной
сентиментально-блудливой мелодией, и этот дешевый эффект лишь усиливал
впечатление отвратительной трагикомедии, в которой должна была пролиться
настоящая кровь, оплаченная кровь актера... Уставившись в одну точку прямо
перед собой, я расслабил мускулы, стал оседать вниз: Юпп и в самом деле
крепко привязал меня. Под затихающую музыку Юпп деловито вытаскивал ножи
из пробитых карт и укладывал их в сумку, время от времени бросая на меня
мелодраматические взгляды. Спрятав последний нож, он повернулся лицом к
публике и голосом, неестественным до омерзения, произнес:
- Господа, сейчас на ваших глазах я очерчу ножами силуэт этого
человека. Прошу убедиться, у меня нет тупых ножей!
Он вытащил из кармана шпагат и с ужасающим спокойствием, доставая один