"Генрих Белль. Долина грохочущих копыт" - читать интересную книгу автора

- Твоя очередь.

Мальчик снова качнул головой. Шепот. Ответный шепот. И опять тот же
запах без запаха.

Здесь, в этом нефе, пахло вечными муками, грехом, липкой
непристойностью - словом, тем, чем пахли все семь дней недели, самым
худшим из которых было воскресенье. Скука, и на террасе гудит кофейная
мельница. Скука в церкви, в летнем ресторанчике, на лодочной станции, в
кино и в кафе, скука в виноградниках на горе, куда приходят лицезреть, как
поспевает сорт под названием "Цишбруннский монастырский сад"; тонкие пальцы
со знанием дела бесстыдно ощупывают виноградины; скука, из которой не видно
другого исхода, кроме греха. А грех, вот он, повсюду: в зеленой, красной,
коричневой коже дамских сумочек.

Напротив, в центральном нефе, он заметил женщину, которую пропустил
вперед, она была в пальто цвета ржавчины. Разглядел ее профиль: маленький
нос, загорелая кожа, темный рот, увидел обручальное кольцо, высокие
каблучки - некий хрупкий сосуд, в котором была заключена убийственная
мелодия; он уже слышал, казалось, как каблуки удаляются по
длинной-предлинной дороге, отстукивают по твердому асфальту, затем по
неровной мостовой легкое и вместе с тем жесткое стаккато греха. Грех, думал
он, смертный грех.

Теперь она и впрямь собралась уходить: защелкнула сумочку, опустилась
на колени, встала, перекрестилась, и ритм ее шагов передался от ног туфлям,
от туфель каблучкам, от каблучков плиткам пола.

Узкий неф показался мальчику потоком, через который ему никогда не
перебраться; навеки останется он на этом грешном берегу. Всего только
четыре шага отделяли его от голоса, который вправе отпускать грехи и
налагать покаяние, и всего только шесть - от центрального нефа, где царили
суббота, умиротворение, радость спасения, но он сделал лишь два шага по
проходу и повернул назад - сперва пошел медленно, потом бросился со всех
ног, словно выбегал из горящего дома.

Стоило ему распахнуть обитую кожей дверь, как солнце и зной хлынули на
него с такой силой, что на несколько секунд он ослеп, ушиб левую руку о
дверной косяк и уронил молитвенник. Кисть заболела, он нагнулся, поднял
молитвенник, а тем временем дверь на пружине отскочила назад и
захлопнулась; мальчик, задержавшись в тамбуре, разгладил смятую страницу и,
прежде чем закрыть молитвенник, прочел: "полное раскаяние", потом сунул
молитвенник в карман брюк, потер ушибленную руку и приоткрыл дверь снова,
осторожно толкнув ее коленкой; той женщины уже и след простыл, площадь
перед церковью была безлюдна, темно-зеленые листья каштанов покрыты пылью;
у фонаря стояла белая тележка мороженщика, на крюке фонарного столба висела
серая холщовая сумка, набитая вечерними газетами. Мороженщик сидел на тумбе
и просматривал вечернюю газету, а разносчик газет примостился на оглобле
тележки и лизал мороженое; прогромыхал трамвай, он был почти пустой, только
на задней площадке стоял какой-то мальчишка и размахивал зелеными