"Михаил Белиловский. Поведай сыну своему" - читать интересную книгу автора

- Ну да! Расхвастался! Ты забыл, что нужно сдать еще и плавание, а
плаваешь ты по-собачьи - гребешь руками под себя. Таким стилем быстро нужную
дистанцию не проплывешь - не хватит сил.
- Папочка, это когда ты был со мной на леваде в прошлом году. А сейчас
я плаваю нормально.
- Ну, разве что так, - согласился Аба.
- Мы с Голдой сами видели, как Минька прыгал с высоченного пенька в
воду, да еще вниз головой, - это Люся по велению сердца ринулась поддержать
своего братишку, не подумав об обратной стороне этого рассказа: ему, Миньке,
как любила его звать сестричка, не раз мама наказывала в воду не прыгать. Но
Люська все больше распалялась в страстном желании доказать, что брат вполне
достоин упомянутого значка:
- Знаешь, папа, как это было страшно? И потом он долго-долго не
выплывал. Мы здорово перепугались за него.
Наступила тишина. Мендель резко повернул голову в сторону Люси, пронзив
ее острым взглядом. Папа сидел прямо, смотрел вперед и был глубоко погружен
в свои мысли. Люся не сразу поняла свой промах, недоуменно повернула голову
- сначала в сторону Менделе, потом в сторону отца. В круглых от удивления
глазенках - вопрос: "А что я такого сказала?"
- А? Что? - вдруг встрепенулся папа. - С высокого пенька, говоришь, и
прямо головой в воду? Ну и ну! И даже долго не выплывал? Вот вернемся домой,
и мы с мамой решим, за какую ногу и к какой кровати этого разбойника будем
привязывать.
Все громко и весело засмеялись. А потом Люся закашлялась и кашляла
долго и тяжело. Аба с платочком в руке прижимал к себе дочь, вытирал ее
синие губы. Эвелина Матвеевна попросила остановить бричку. Плотное облако
серой пыли, гонимое попутным движением воздуха, пронеслось мимо них.
Приступ кончился, и они продолжали свой путь.
Справа от дороги, напротив коммуны, вдоль речки Раставицы тянулся
бесконечный зеленый луг. Здесь его называли левадой. Кое-где вразброс на нем
и вдоль обоих берегов реки, низко склонив к воде и к земле свою густую
листву, неподвижно стояли в глубоком сне вековые вербы. А над ними
распростерлась светло-серая полупрозрачная полоса тумана - словно пуховое
одеяло, заботливо натянутое материнской рукой, чтобы защитить их
затянувшийся счастливый сон.
- Как редко мы бываем в это время вне нашего жилища! Какую силищу
красоты нашей земли мы позорно просыпаем! - Эвелина Матвеевна почему-то
засмеялась от этих своих мыслей, потом затихла на несколько минут и
задумчиво продолжала: - Смотришь на эту тихую, мирную от Бога картину, и
трудно поверить, что на этой же земле свирепствуют насилие, убийство, голод,
войны, - то в Китае, то в Испании. Один только фашизм в Германии чего стоит.
Подумать только, страна с такой высокой культурой, которая ведь стала
достоянием всего человечества! И вот тебе - народ этой страны допускает к
власти какую-то неведомую никому ранее кучку хулиганов, погромщиков и убийц.
- Скажите, Аба, - оживилась она вдруг и продолжала уже о другом. - Вот
вы имеете какие-то дела с коммуной, закупаете их продукцию, что-то для них
достаете, - почему у них такой порядок? Почему этот страшный трехгодичный
голод практически не коснулся никого из коммунаров?
- Да вот, и я об этом не раз думал, - начал Аба после минутного
раздумья. - Как я смотрю, больше страдают колхозники. Коммуну не так