"Михаил Белиловский. Поведай сыну своему" - читать интересную книгу автора

пока нельзя. Меня прямо аж зло взяло, откуда она знает, сколько мне лет?
Мендл, милый, приезжай быстрее! Мы ждем тебя с нетерпением. Голда все
время язвит. Говорит, скоро станет наш братик инженером, заимеет свой
собственный кабинет, будет сидеть там день и ночь, забудет Ружин и всех нас.
А я всему этому не верю. Так что приезжай!
Передай привет дяде Арону и его семье от нас всех.
Крепко, крепко целуем! Мама, Голда и я. 5 июня 1941 года".

Мендл кончил читать. Письмо сестрички мысленно вернуло его в спокойный,
неторопливый Ружин, где в жизни так все просто, ничего особенного не надо и
где каждый единожды принял свою судьбу, смирился с ней и хочет только одного
- чтобы, не дай Бог, не было хуже.
Так он сидел некоторое время с письмом в руках, забыв о том, что минут
пять назад он был голоден, как зверь.
"...будем ходить с тобой купаться и загорать на леваду..." - сами собой
прозвучали шепотом из его уст слова Люси. От них повеяло сладостной
беззаботностью школьных лет, когда можно было, озябшим до чертиков от
частого ныряния и долгого пребывания под водой, выскочить из прохладной
воды, припуститься в сумасшедшем беге по зеленому ковру левады и,
отдышавшись, совершенно бездумно растянуться на зеленой прибрежной травке,
широко раскинуть руки и ноги, доверчиво отдаться божественным солнечным
лучам, их нежной теплой материнской ласке и долго глядеть в голубое небо,
пытаясь там найти что-нибудь осмысленное в причудливых контурах проносящихся
мимо светлых летних облаков.
Уже было за полночь, когда Мендл отправился спать. Снимая с себя брюки,
он услышал звук упавшего рядом с собой твердого предмета. Он нагнулся, чтобы
разглядеть его.
Недалеко под кроватью он увидел заводской пропуск. За день он так
устал, что сразу даже не мог сообразить, чем это ему угрожает. Однако он тут
же спрятал пропуск в карман и оглянулся на своих товарищей. Слава Богу,
никто из них не обратил на него никакого внимания.
Петр со свойственным ему фанатичным упорством, несмотря на поздний час,
все еще занимался. Он остался на дневном факультете, добился отличных оценок
по всем предметам и получал стипендию. Ему во чтобы то ни стало нужно было
сохранить ее. Сергей громко храпел в своем углу. Он тоже остался на дневном,
но отличником он мог и не быть - родители взяли всю заботу о нем на себя.
Мендл сел на кровать и стал соображать, что дальше делать. Он работал
на секретном оборонном заводе и дал подписку об ответственности за
сохранение государственной тайны. Кроме того, он подписал инструкцию,
которая строго предписывала получать пропуск при входе на завод и сдавать
его в конце смены. И ни в коем случае не уносить его за пределы предприятия.
Сам по себе пропуск считался секретным документом. И как же теперь? Бежать
сейчас на завод и попытаться сдать его? Но трамваи уже не ходят, пешком он
доберется лишь часам к двум. И потом, там уже наверняка замечено отсутствие
его пропуска на положенном месте.
Оставалось лечь спать.
Как только он утром предъявил пропуск, ему тут же предложили зайти к
начальнику спецотдела.
В течение часа Менделю пришлось отвечать на целый ряд вопросов -
понимает ли он, что работает на оборонном заводе; знает ли он о том, что