"Владимир Николаевич Беликов. Война: Впечатления деревенского подростка " - читать интересную книгу автора

складывает в пачки, перевязывает бечевкой. Где-то или банк, или сберкассу
грабанули... [489]
И ночью, и днем гудят самолеты, тучами плывут на восток. Через деревню
проходит артиллерия. Да, действительно силища!
Присматриваемся к "нашим" немцам. Старший у них - фельдфебель, у него
погоны с окантовкой, как теперь у наших курсантов. Его слушаются
беспрекословно. Чернявый, злой - это Генрих, белявый и веселый - Курт. Еще
двое - бесцветные личности, в памяти не задержались.
Экипированы, сволочи, здорово: высокие кожаные сапоги, кожаные сумки,
пояса, даже штаны обшиты кожей. Обмундирование не хлопчатобумажное, как у
наших, а суконное; вместо гимнастерок мундиры с большими карманами, с
множеством светлых алюминиевых пуговиц. Вместо вещмешков - ранцы, обшитые
снаружи коричневой телячьей шкурой, удобно под голову класть вместо подушки.
Полевые сумки, одеяла; котелки плоские, а не круглые, как у нас. Вообще все
продумано до мелочей: привыкли к удобствам, паразиты...
Чужая речь, чужие запахи, чужие непонятные вещи. Разложились - штучки
разные, коробочки, баночки какие-то. Заедает любопытство, хочется посмотреть
поближе, потрогать, понюхать. Мама чуть ли не рычит: "Смотри! Я тебе возьму!
Я т-тебе трону! Особенно - оружие! Вон, говорят, в Плюскове мальчишку
застрелили: взял у них какую-то штуку".
Правда, назначение некоторых вещей я уже знаю, видел. В этой коробке -
нитки, иголки, пуговицы; эта цепочка с блямбочками - вроде шомпола, для
чистки винтовок. В трубочке, выдвигается - мыльный карандаш для бритья. А
вон в той коробочке - розовый пахучий порошок от насекомых (а Зоя сказала,
пудра!). Порошком посыпаются, а вшей все равно полно. Поскидают рубахи и
сидят, давят...
Когда все прятали, мама хотела убрать и портрет Володи Ульянова. Он
висел у меня над кроватью, в легкой овальной рамочке. Такой симпатичный
кудрявый мальчик. Я запротестовал: "Не убирай, мам! Наши деревенские не все
знают, кто это такой. А немцы - куда им..." Но вот на второй или третий день
дотошный Курт обратил внимание на этот [490] портретик, зацокал языком: "О,
дас ист Ленин!.." Я таки замер. Подошел фельдфебель: "Кляйн Ленин, я-я..."
Ну-ну... И вдруг слышу, не веря своим ушам: "Ленин - гут! Ленин - гросс
менш!.." С такой оценкой, видимо, не согласился Генрих, стал ругаться,
повторяя слова "полшевик" и "шайзе", немцы стали спорить. А портрет так и
остался висеть на стенке...
Тот же Курт увидел у меня альбом с рисунками, взял карандаш и -
раз-два, набросал солдата с аккордеоном и несколько танцующих пар. Здорово
играет на губной гармошке, даже нашу "Катюшу". А дрова как колет -
залюбуешься... Как-то в сумерках входит в избу, говорит: "Гут абенд!" - и
церемонно раскланивается. А пилотка у него над головой приподнимается и тоже
кланяется в разные стороны. Общий смех. Оказывается, это он мою удочку в
сенях взял, один конец воткнул сзади в сапог, а другой, тонкий, под
пилотку...
Вообще, парень способный и симпатичный, если б только не фашист.
Хоть и есть у них специальные разговорники, в общении с населением слов
все равно используют мало. Рус, шнель, цурюк, никс, гут - это нам и так
понятно. Матка, млеко, яйка - тоже ясно (у нас ни того, ни другого). Больше
объясняются жестами.
Неплохо изъясняется Курт; в его лексиконе русских и польских слов штук