"Владимир Николаевич Беликов. Война: Впечатления деревенского подростка " - читать интересную книгу автора

врача сразу. Мне было видно, как бросали в ведро сизые обрезки кишок.
Возились, вспотели, а все равно пришлось его со стола выносить во двор, на
солому... Да, входят к нам в одну дверь, с улицы, а выходят в разные:
живые - опять на улицу, мертвые - во двор...


* * *

Наконец, с печи меня "выписали". Стал выходить на улицу. Без кепки
холодно; спасибо, медсестры подарили старенькую пилотку, со звездочкой. Я
счастлив неимоверно. Ребята страшно завидуют...
А на соседней улице играют свадьбу. Это бывший партизан, гармонист
Захар Силин, вернувшись из лесу и оказавшись [569] без семьи (мать и сестру
угнали в концлагерь), спешит ею обзавестись.
В хате полно народу, в основном военные. Шум и гам. Дым столбом,
пришлось открыть окно, в которое заглядывают ребятишки. Подвыпившие солдаты
нестройно поют:


...В кармане маленьком моем есть карточка твоя,
Так, значит, мы всегда вдвоем, моя любимая!


Кончается песня - тут же под Захарову гармонь взрывается частушка:


Ах, и что это за жизнь:
хоть на печку не ложись -
Кошка место захватила,
не скажи на кошку "брысь"!


Захар в ударе, играет виртуозно, с коленцами и переборами. Неистребимый
дед Каток притоптывает во хмелю единственной ногой, утирает слезу умиления,
восхищаясь Захаровой игрою: "Ну, наяривает! Ах, сукин сын!"


* * *

Прихожу домой, мама говорит: "Иди, попрощайся со своим Цыганковым. Во
дворе лежит. Гангрена. И не простая, а газовая..." Прохожу во двор. На
соломе - три покойника. Он с краю. Присел я, глажу холодный лоб, волосы,
капаю слезами ему на лицо. Жалко, как родного человека...
Сзади слышится шорох. Оборачиваюсь - Босяк! Осторожно тянется,
обнюхивает мертвые ноги. Тощий, грязный. Кинулся на меня - я сел на землю. А
он прыгает, лижет в нос, в глаза. Радость-то какая, господи! Милый ты мой!
Где ж тебя носило две недели? И как дорогу нашел домой?..


* * *