"Алберт Бэл. Голос зовущего " - читать интересную книгу автора

Двенадцать журавлей курлычут грустно.
Двенадцать!
Он видел, как в голубом небе тают двенадцать журавлей: ровно в
двенадцать он должен был проснуться, двенадцать журавлей становились все
меньше и меньше; верное дело, число откладывалось в сознании, и журавлиный
косяк с печальным кличем "курлы-курлы" обратился в едва различимую точку
на горизонте, потом и вовсе исчез в синеве.
Во сне он дышал глубоко и ровно. Под занавешенным окном, семью пядями
ниже, белела покрытая инеем кровля. Забраться в дом через окно было
невозможно, а выпрыгнуть - ничего не стоило. Дальше по крыше можно было
пройти до слухового окна, через него попасть на чердак пекарни, оттуда на
мучной склад, мимо крысиных и мышиных нор, мучных ларей пробраться до
самой пекарни; а в пекарне у горячих печей даже в январские морозы все
работали в белых льняных рубахах -белые работяги ангелы в адском пекле в
поте лица пекли городу хлеба.
Он проснулся через полчаса, ровно в двенадцать.
Вода в тазу успела остыть. Он зачерпнул сначала в стакан. Вычистил зубы
несравненной пастой фирмы "Сарто" - "Ваши зубы станут ослепительно белыми,
крепкими, паста приятно освежает полость рта, и даже кратковременное
пользование ею предохранит ваши зубы от гниения!". И подумал: а интересно,
предохраняет ли она буржуев и от духовного гниения?
Развел мыльную пену, побрился. Протер лицо одеколоном. Причесался.
Облачился в выходной костюм.
Взял со стола кожаный бумажник, вынул паспорт, потом вспомнив что-то,
паспорт отложил, достал из стекольного ящика продолговатый сверток,
полученный сегодня за работу. Открыл один из чемоданов. Запахло чистым
бельем, оружием и порохом. Сверток он положил в чемодан и снова запер его.
Вытащив из-под кровати большой мешок, засунул в него оба чемодана,
открыл окно, спустил мешок на заиндевевшую крышу. За окном сияло солнце,
поверх крыши голубело небо, и он свистнул, будто желая вернуть журавлей,
потом затворил окно, завесил его, так и не увидев как из слухового окна
вылез паренек лет двенадцати и поволок мешок, оставляя на крыше широкий
след.
Человек в затемненной комнате еще раз внимательно изучил свой паспорт.
В тот момент его звали Адольфом Карлсоном.


II


"Не будет у тебя личной жизни, не будет любви", - припомнились Карлсону
отцовские предсказания. Отец не пытался его отговаривать, вовсе нет, он
честно и откровенно, без каких-либо скидок раскрыл всю тяжесть долгого
пути. В общем-то отец ничего не знал, не имел права знать, он находился на
первой ступени конспирации, а сын его - на самом верху, дальше просто уж
некуда. И, только достигнув вершины, придя в себя от стремительного
взлета, сын призадумался над отцовскими словами и осознал их горечь.
Нет нет и нет, заводить семью еще рано, рассуждал он мне всего-навсего
двадцать три, а когда эта цифра, как в зеркале, перевернется, обозначив
тридцать два, может, тогда пробьет уже час победы.