"Юрек Бекер. Боксер " - читать интересную книгу автора

живое участие не сменилось равнодушием, поскольку работа уже до известной
степени завершена, - вот они лежат, пять тетрадок, а шестой тетрадке не
бывать. Может, он думает, будто я утратил к нему всякий интерес и стану к
нему невнимательным, ибо все мои знаки внимания служили лишь одной
определенной цели, теперь же эта цель исчезла. А потому нельзя исключить,
что таким образом он просто форсирует разрыв, напоминая о предпосылках
нашего сотрудничества, и не затем, чтобы избавить меня от тягостного
отступления, иными словами, не из великодушия, а скорее, чтобы предупредить
возможную обиду, которой стало бы для него витиеватое прощание. Прежде чем я
признаю возникшую между нами доверительность своего рода деловой смазкой для
его памяти, он хочет сам воздвигнуть между нами барьер.
Впрочем, не стану строить догадки; в конце концов, ни одно из моих
предположений не оправдается, а может, у Арона просто плохое настроение; в
историю его болезни входит чрезмерная зависимость от настроений. Уж лучше я
спрошу, почему это ему неинтересно.
- А ты сам догадайся, - отвечает он.
- Уже пробовал, - говорю я и добавляю: - Не вижу никакой причины.
Арон покачивает головой, его явно что-то забавляет, можно подумать,
будто он решительно отказывается понять, как это человек, который считает
себя интеллигентом, не способен догадаться о причинах, лежащих на
поверхности. К этому он меня успел приучить. Он не раз ограничивался скупыми
намеками, которые казались ему достаточно информативными, если их подкрепить
жестами и взглядами, а я уже сталкивался с тем, что мои случайные просьбы о
подробностях вызывали у него досаду, он считал их недостойно-примитивными.
Поэтому всякий раз, когда я мог обойтись без вопросов, я их и не задавал,
предпочитая на время, порой даже на весьма длительное время, мириться с
неясностью и пытаясь домыслить возникающие по этой причине бреши, лишь бы не
останавливать поток его речей. Но сегодня все обстоит по-другому, сегодня я
могу без колебаний требовать от него подробностей, наша совместная работа
закончилась, и теперь моя непонятливость - мое личное дело. Тем не менее я
стараюсь проявлять осторожность, чтобы он не почувствовал разницу между
нашими прошлыми беседами и нынешними, то есть пользуюсь его же оружием. Я
слегка наклоняю голову набок, долго гляжу на него, вопросительно подняв
брови, а моя рука, которая до сих пор праздно лежала на столе, повернута
тыльной стороной ладони кверху.
Этот язык Арон понимает. И потому спрашивает с неудовольствием:
- Ты почему не оставишь меня в покое? Мне неинтересно - и все тут.
Разве этого тебе недостаточно?
- Нет, - отвечаю я, - совсем недостаточно! Этим ты мне не докажешь, что
твоя собственная история тебя не интересует.
Еще несколько штрихов к его портрету: когда Арон хочет что-то
объяснить, ему всего трудней начать. Поэтому он охотно пользуется вводными
оборотами и всевозможными подступами к собственно теме, в таких случаях он
часто говорит: "Послушай" или "Ну ладно, попробуем". И всякий раз он хочет
внушить мне, будто объяснение дается ему с трудом, будто он считает его
излишним и снисходит до него лишь по той причине, что собеседник упорно на
этом настаивает. Иногда, если ему хочется намекнуть, что все, о чем он
поведает дальше, требует от собеседника величайшей сосредоточенности, он
говорит: "Слушай внимательно".
- Ну ладно, слушай, - говорит Арон и на сей раз. - Ты утверждаешь, что