"Александр Бек. На другой день " - читать интересную книгу автора

Коба, встав на какое-либо возвышение, призывал к ниспроверже- нию царской
власти, разделу помещичьих земель, к оружию, к всероссийс- кому всенародному
восстанию. Он и тут, обращаясь к крестьянам, непре- менно говорил о партии,
о том, что она вносит сознательность, органи- зованность, план в стихию
революции. Это он растолковывал очень дос- тупно, очень ясно. Ставил
вопросы, вел строго логически к ответам. "Светлая голова",-не раз отмечал в
мыслях Кауров, ожидая очереди для выступления.
Верный своей манере, Коба, бывало, вопрошал толпу:
- Так где же в революции место партии? Позади, посередине или впереди?
Слушавшие откликались:
- Впереди!
Все же эти качества Кобы-оратора были недостаточны на митингах. Зачас-
тую его речь не увлекала. Здесь, с глазу на глаз перед массой, требо- валось
еще и обладание сильным, звучным, гибким голосом, захватываю- щая, живая,
остроумная и красочная форма. Мешала ему и какая-то закры- тость души,
апелляция лишь к рассудку, к логике. Его речь была одно- тонной,
однообразной. Обычно вслед за Кобой выступал Кауров. Искрен- ность,
горячность, душевная распахнутость беленького, с черными бровя- ми юноши
постоянно вознаграждалась оживлением, возгласами, рукоплеска- ниями.
Коба, конечно, знал за собой скудость ораторского дара, бывал после
митингов долго молчалив, его, видимо, мучала неудовлетворенность. Но ни
единым словом этого он не высказывал.
Энергично действовавший, неуловимый комитет большевиков в Кутаисе ре-
шил не ограничиваться устройством митингов. Требовалась зажигательная
литература для крестьянства. Такая, чтобы душа рвалась к борьбе.
Смастерили гектограф. Поручили Кобе написать обращенную к крестьянам
прокламацию по аграрному вопросу. Полагалось на заседании комитета выслушать
и утвердить эту листовку. Собрались у постели снедаемого ту- беркулезом,
угасавшего товарища.
Коба чеканно прочитал свою рукопись. Все в ней было правильно, больше-
вистская линия излагалась в точных выражениях, но и тут слогу Кобы нс
хватало жара. Опять сказывалась заторможенность эмоции. Хотелось ка- ких-то
задушевных пронзающих строк. Вместе с тем прокламация казалась слишком
длинной.
Опиравшийся на подушки больной с разгоревшимися красными пятнами на
изможденных щеках произнес:
- Хороший документ. Только суховатый. Еще надо что-то сделать.
Бровь Кобы всползла. Кауров взял со стола исписанную Кобой бумагу,
вчитался. Почерк был ясным, каждая буква твердо выведена.
- Вот эту фразу можно, Коба, выкинуть. Будет не так сухо. И смысл не...
Он вдруг увидел будто расширившиеся, ставшие в эту минуту явственно
желтыми глаза, что недвижно в него вперились. "Змеиный взгляд",-про- неслось
в уме. Да, подвернулось истинное определение. Кауров почувс- твовал, что у
него под этим взглядом отнимается язык. Пришлось сделать над собой усилие,
чтобы, не отводя взор, договорить:
- И смысл не пострадает.
Коба схватил свои листочки, скомкал, сунул в карман. Прозвучали возг-
ласы:
- Что ты?
- Что с тобой?