"Ирина Баздырева. Бремя Крузенштерна" - читать интересную книгу автора

семейных праздников, но я люблю фотографии, а старые особенно. На них ты
видишь, остановленный момент жизни в который можно вглядываться и
вглядываться. Поверите ли, но иногда мне кажется, что я знаю о чем думал мой
дед, сидя перед объективом фотоаппарата.
Лена с грустью посмотрела на Льва Кирилловича. Он был так далек от всех
этих жалюзи, заменивших обычные, в его время, занавески; от кофеварки "Бош",
примостившийся рядом с медным самоваром на буфете; от пылившейся
микроволновки и сиротливо приткнувшейся среди фарфорового старинного
сервиза, тостером, этими подарками собственных детей, решивших почему-то,
что этими современными вещами они облегчают одинокую жизнь старика.Но
насколько ближе и реальнее для него был его дед, которого Лев Кириллович и
не помнил вовсе, но понимал так, что глядя на его карточку не чувствовал
одиночества.
- Утомил я вас, Леночка, своими воспоминаниями, но эта извинительная
слабость всех одиноких стариков. Вы же приехали сюда не за этим. Вроде как,
весь регламент вежливости уже исчерпан и теперь мы можем переходить прямо к
вашему делу. Верно?
Покраснев, Лена низко склонилась над нечеткой фотографией круглолицей
девушки с переброшенной на грудь толстой косой. Она, ведь и правда, спросила
Льва Кирилловича о его семье из вежливости.
- Ну, нет, Лев Кириллович, регламент исчерпан еще не весь: я ведь не
спросила вас о вашем самочувствии, - попыталась отшутиться она, закрывая
старый семейный альбом.
- О, только увольте меня от светских разговоров и о погоде, -
рассмеялся Лев Кириллович, с удовольствием поддерживая шутку. - Что касается
самочувствия, то какое оно может быть у стариков? Ну вот видите, я опять
жалуюсь. Сережа, осматривая меня на днях, пригрозил: мол, не вздумай,
Левушка, помереть. Кому, говорит, я буду нужен в качестве семейного врача.
Мне что, с тобой тогда помирать придеться? Зато, отвечаю, у тебя будет
больше времени по девушкам бегать, ведь совсем еще молодой, всего-то
шестьдесят пять.
Лена засмеялась.
- А если честно, - улыбнулся старик, - то меня в форме держит Надежда,
моя домработница. Упрямая женщина, доложу я. В самом начале, когда она
только появилась у меня, началось у нас с ней тихое противостояние. Она,
нет-нет да незаметно в коридоре, мне стопку книг и приберет. Думала, что я,
старый маразматик, ничего не замечу и не вспомню о ней. А, я ее, эту стопу
книг, обратно на место складываю. И вот если замечаю пропажу и возвращаю на
место, то значит еще поскрипываю, соображаю. Кажется, Надежда, дай бог ей
здоровья, еще не угомонилась. Ну, а теперь, Леночка, выкладывайте, наконец,
что там у вас, а то терпение мое мое кончается.
Лена достала из сумки исписанные карточки и протянула их Льву
Кирилловичу. Скинув очки, он надел другие, с более сильными стеклами,
которыми пользовался для чтения и внимательно изучил каждую карточку. Лицо
старика стало строгим, неприступным.
- Вы сможете прочесть, что здесь написано? - решившись прервать его
сосредоточенность, робко спросила Лена.
- Откуда списан текст? - строго спросил Лев Кириллович.
- Из книги. Из очень старой книги.
- Откуда она?