"Джеймс Роберт Бейкер. Инжектором втиснутые сны " - читать интересную книгу автора

никаких экивоков.
Я лег на кровать, закурил косячок гавайской травки и дал музыке
переливаться сквозь меня. Это было как слушать саундтрек к самому любимому и
очень личному фильму. Будто я явился к Деннису Контреллу уже на стадии
монтажа, где-нибудь через полгода после завершения съемочных работ и
попросил его написать музыку, которая каким-то образом воплотит всю наивную
романтику чувств, которую не выразить плоскими невнятными диалогами, что
ведут между собой подростки. И на эту просьбу он создал "Stingrays". И
настолько превзошел мои пожелания, что музыка затопила весь этот фильм
волнами радости, пронизав собой все мирское, преобразовав каждую заурядную
сцену в шедевр киноискусства. Обычная высшая школа с видом на Тихий океан
превратилась в восхитительную картину на экране: бриллиантово-синее море,
холмы покрыты блестящей переливчатой зеленью. Красный цвет настолько ярок,
что приходится приглушать его черным - иначе кровью плеснет с экрана, с
"техниколоровской" цветной пленки.
Как и положено, фильм начинается с панорамного вида. Камера проходит по
большой аудитории, показывая ее целиком, и останавливается на актрисе,
стоящей в дверях - первый день занятий в сентябре 1963 г. Девушка опоздала,
она тяжело дышит, к груди крепко прижаты книги - новенькие обложки "Средняя
школа Палос Вердес" едва ли не блестят. Высокие груди под тонкой розовой
блузкой. Угольно-черная юбка туго обтягивает бедра как у Ким Новак. Но ее
глаза, ее кожа - у оператора перехватывает дыхание и, разумеется, он
запарывает дубль.
Глаза - бледно-голубой металлик, сияющий искусственный цвет, который на
заводах "Дженерал Моторс" в Детройте называют "фосфоресцирующий синий",
завораживающая химическая синева, немедленно вызывающая зависимость, что
должна начаться с украденного блаженства, а закончиться - парализующим
передозом и смертью. Противозаконная, нечестивая голубизна, бодрящая и
опустошительная, она идеально подходит к коже, на которую можно смотреть
только в ошеломленном трепете.
Молочно-белая кожа чуть подкрашена румянцем. Чистая, безупречная кожа,
светящаяся так, что больно смотреть; кожа кинозвезды - такая бывает только в
фантазиях, в навязчивых мыслях, в невыразимых, эротически-мучительных
желаниях одиночества. Кожа, что вызывает бешенство и зависть лишь тем, что
осмеливается существовать в реальном мире.
Ее глаза, ее кожа, изумительная чистая прелесть ее лица. Только
волосы - обыкновенная дешевка. Черные; возможно в естественном состоянии -
мягкие и блестящие. Но сейчас они взбиты вверх - жесткие и вульгарные, они
собраны в агрессивный пук "пошло все в жопу". Залакированный ангел с
равнинных трасс, а не девушка из рекламы шампуня "Брек".[68]
Божественным ртом "люби-меня-вечно".
За моей спиной кто-то из ребят сдавленно хихикает. Я думаю, это просто
из-за того, что она опоздала. Мое сердце колотится, словно пойманная колибри
в оконное стекло.
Две недели спустя. Играет музыка. Ребята - по одну сторону
физкультурного зала, девушки - по другую. Учительница - старая дева - сложив
руки на груди, внимательно наблюдает за теми и другими. "Chiffons"[69] поют
"One Fine Day",
Потому что следующее, что я помню - мы медленно двигаемся под "The
Ronettes",[71] песню "Baby, I Love You".