"Антония Байет. Ангел супружества ("Ангелы и насекомые" #2) " - читать интересную книгу автора

присутствовала в его письмах - таинственный материальный предмет,
напоминающий о нематериальном - вперемежку с чосеровскими вздохами,
доносившимися словно из рыцарского романа:

Увы, Эмилия моя.
Увы, в разлуке ты и я.
Увы, царица сердца.

Он опустил и начало, и конец этого плача:

Увы, кончина! Увы, Эмилия моя!
Увы, в разлуке ты и я!
Увы, царица сердца и жена!

И она до сих пор временами твердила про себя: "Увы, царица сердца и
жена". Только его женой она не стала. Бедный Артур. Бедная Эмили, которой
нет больше, девушка с длинными темными локонами и белой розой в волосах. Те
осторожные объятия так растревожили ее тело и мысли, что она целых два дня
пролежала в постели, хотя его краткий визит длился жалкие две недели. Из
своего укрытия она писала ему записочки на очаровательно неумелом (его
слова) итальянском языке, а он терпеливо исправлял ошибки и возвращал листок
ей, пометив его там, где запечатлел поцелуй. "Poverina, stai male.
Assicurati ch'io competisco da cuore al soffrir tuo* [Бедняжка, тебе плохо.
Поверь мне, я сочувствую твоим страданиям от всего сердца (ит.).],
благородный рыцарь Артур".
Миссис Герншоу не обращала внимания на узоры софы. Она рассказывала
Эмили и Софи Шики, которая устроилась рядом на скамеечке для ног, о своем
горе.
- Она была такой крепенькой, миссис Джесси, так бодро размахивала
ручками и сучила ножками, так покойно смотрела на меня, в ее глазках
светилась жизнь. Муж говорит, что нельзя так привязываться к малышкам,
потому что им совсем недолго быть с нами... но как не привязаться, это ведь
так естественно? Они растут у меня под сердцем, а я со страхом и трепетом
чувствую, как они шевелятся.
- Они стали ангелами, миссис Герншоу.
- Иногда я в это верю. Но иногда воображаю разные ужасы.
- Расскажите, о чем вы думаете постоянно, вам станет легче, - сказала
Эмили Джесси. - Мы, те, кто ранен в самое сердце, переживаем и за других,
нам предназначено нести и чужое горе. Мы плачем вместо них. В этом нет
ничего постыдного.
- Я рождаю смерть, - мысль эта постоянно тяготила миссис Герншоу. Она
хотела еще добавить: "Я сама себе внушаю ужас", но передумала. Ее неотступно
преследовало воспоминание о сведенных судорогой маленьких ручках, о жесткой,
холодной, мертвой постели.
- Мы одинаковы, живые ли, мертвые ли - безразлично. Как грецкие
орехи, - сказала Софи Шики.
Она словно воочию увидела маленькие, скрюченные тельца в маленьких
ящиках, похожие на мертвые белые дольки орехов в коричневой кожуре, увидела
слепое острие, похожее на головку червя, пробивающееся к свету и веселой
листве. Она часто "видела" послания. Она не знала, были то ее мысли или