"Борис Барышников. Большой охотничий сезон (Искатель, N 6 1985) " - читать интересную книгу автора

воспаленных глаз Семерки, но тут же понял, что это взгляд ниоткуда: широко
раскрытые зрачки человека смотрели как будто сквозь него.
Семерка был без сознания, как и прежде.
- Худо, однако, парень.
Тем не менее старик, быстро подкрепившись, начал действовать. Прежде
всего он влил лежавшему в рот, с трудом разжав его зубы, добрые полкружки
разбавленного спирта (запасец-го у него все же сохранился), потом раздел его
и притянул туловище к нарам ремнями, затем освободил правую ногу от шины,
промыл вокруг раны спиртовым раствором. Убедившись, что Семерка не чувствует
боли, Кильтырой стал готовить кривую иглу - прокалил ее в углях и протер
спиртом. Достал из вороха на полке жгуты оленьих жил и продезинфицировал их
тоже.
Он умел сшивать раны и человеку, и животному и не боялся, что не
справится с этим хирургическим приемом. Больше всего он опасался того, что
Семерка, потерявший много крови, не выдюжит - лицо его почернело, нос
заострился, глаза ввалились. Раненый дышал отрывисто и часто, сердце его
трепетало, отдаваясь в руках Кильтыроя неровным пульсом.

Охотник врачевал, не замечая времени. Он спешил закончить все, что
считал нужным сделать, до того времени, когда раненый не очнется и когда
будет трудно довести дело до конца. Но Семерка в себя не приходил. Более
того, через какое-то время Кильтырой ощутил жар, исходивший от тела
раненого, который к тому же стал метаться, скрежетать зубами; порой из его
пересохшего горла вырывались хриплые звуки, в которых едва угадывались
слова. И Кильтырой понял, что началось самое худшее, чего он боялся, -
бредовая горячка. Воспаление легких.

Бай, бой,
Бой, бай.
Дитя мое, спи,
Хороший будешь человек,
Вот баюкаю:
Бай, бай, засыпай,
Баю, баю, малютка.
Немножечко поспи.

Скоро твой отец придет.
Он тебе зверя добыл,
Он принес тебе костный мозг.
А ну, не плачь-ка.
Вот баюкаю:
Бай, бай, засыпай,
Бой, бой, засыпай.
Немножечко поспи...

Если бы какой челочек набрел в этот вечерний час на берег таежной
Мульмуги, где стояло занесенное по самое окно зимовье, и заглянул бы внутрь,
то такой человек очень бы удивился, В жарко натопленной избе он увидел бы
двух людей: одного - лежащего, на нарах, без сознания, укрытого тулупом;
другого - сидящего возле первого и поющего по-звенкийски колыбельную.