"Александр Барышников "Клад Соловья-Разбойника" (Историко-приключенческий сериал)" - читать интересную книгу автора

слова его. Микула наклонился, приблизил ухо к отцовским губам.
- Булгары: - слабо шептал отец. - Малых увели: Не уберег: Нас оставь:
Обычай предков: Уходи.
Сверху посыпались горящие угли. Микула вдруг понял, почувствовал всей
своей душой, что в последний раз видит он самых дорогих ему людей,
родивших и вскормивших его. Слезы брызнули и горячими каплями полились на
окровавленное отцовское лицо, искаженное предсмертной мукой.
- Матушка, - простонал Микула, порывисто целуя безучастное лицо матери.
- Уходи: - прошептал отец, и глаза его закрылись.
- Тятя! - закричал Микула, тормоша безвольное тело. Сверху страшно
затрещало, пахнуло неимоверным жаром, горящие угли поыпались
безостановочно. Микула метнулся к двери, выбежал на вольный воздух, в
благодатную прохладу ночи, и упал на землю. Слезы бессилья и отчаянья
душили его, внутри нестерпимо жгло, как будто горящими угольями
наполнилась душа его. Как-то разом рухнула крыша, взметнув в темное небо
огромный сноп искр и грозно взгудевшего пламени.
Храпел и бился в конюшне испуганный конь, в хлеву воем-криком
заходились корова и овцы, но Микула зачарованно, не отрываясь, смотрел на
огромный костер, бесшабашно полыхавший там, где еще вчера, еще сегодня,
еще совсем недавно теплился родной очаг и все шло заведенным порядком.
Микула смотрел на гудящее пламя и с тоской чувствовал, что привычная,
устоявшаяся жизнь рухнула, как эта крыша, и вместе с искрами улетает
вверх, в ночное темное небо. Туда же, в неизведанные небесные выси, летят
сейчас души отца и матери, и в той новой жизни им не придется начинать на
голом месте. У них уже будет вот эта изба, и одежда, и посуда, и хлев с
коровой и овцами: У него же, Микулы, нет теперь ни избы, ни коровы, ни
отца с матерью, ни братца с малою сестрицею.
Но почему? За что? Пыхнула, клокотнула в душе незнакомая, бешеная
ярость, подбросила вверх с земли, и он со страшным звериным криком
бросился к конюшне. Трясущимися руками выдернул из железных петель
бревешко запора, накинул узду на вспененную конскую морду и, птицей
взлетев на горячий круп, поддал пятками под ребристые бока. Конь с храпом
рванулся от страшного места, всадник припал к его горячей шее, словно ища
защиты и утешенья; зашумел в ушах ветер, гулко разнесся в мраке стук
копыт. Микуле вдруг показалось, что еще немного - и он, слившись с конем,
взлетит в темное небо и где-то там, вверху, догонит только что потерянные
родные души:
Он не помнил, сколько времени продолжалась эта дикая бешеная скачка, не
знал, куда и зачем летит он на храпящем коне среди безмолвного ночного
мира. И лишь когда впереди показалась знакомая высокая крыша, Микула
понял, что конь вынес его к дому дальнего соседа - мирного булгарина
Турая. Дом стоял на берегу Оки, а чуть дальше, на освещенном луной речном
просторе, чернели во множестве пятна лодок.
Оттуда слышались гортанные крики и разноголосица чужой речи. Ему вдруг
показалось, что в незнакомом далеком гуле слышит он плач младшей сестрицы
Жданки.
- Эй, вы, псы булгарские! -завопил Микула и бешено заколотил пятками
под конские бока. Опять зашумел встречный ветер.
Когда взмыленный конь поравнялся с домом Турая, откуда-то сбоку, из
темноты, вывернулся кривоногий человечек и, ловко вдруг подпрыгнув,