"Сергей Алексеевич Баруздин. Речка Воря" - читать интересную книгу автора

секретарша - такая же, как она, девчонка Валя, но секретарша председателя
исполкома казалась ей начальством, и она робела перед ней.
А тогда к ним в клуб запросто приходил сам Серго Орджоникидзе. И
смотрел, как они отплясывают "лявониху", и спрашивал:
- А лезгинку не можете? Надо, надо лезгинку разучить.
Потом он был и на их концерте в Доме инженера и техника на улице
Кирова. И не один: привел с собой Михаила Ивановича Калинина.
После концерта они пришли на сцену, и их долго вместе
фотографировали. Снимки были напечатаны в большой газете "За
индустриализацию" и в маленькой - наркоматовской - "Штаб индустрии". Она
сидела рядом с Орджоникидзе и почти рядом с Калининым, и Орджоникидзе
спросил ее:
- Отец твой в Наркомтяже работает? Как зовут-то тебя?
Она назвала фамилию.
- Ну, Савелия Викторовича знаю! Еще по тракторному в Сталинграде, а
сейчас мы - сослуживцы. Увижу завтра, передам, что дочь у него молодцом!
Лихо плясала! Правда, Михал Иваныч?
И ей было совсем не страшно тогда, а наоборот, как-то очень легко. И
когда отец на следующий день, а вернее, почти в ночь, когда она уже спала,
вернулся с работы и разбудил ее, все было естественно и просто:
- Слушай, а тебя сегодня мне сам Серго хвалил! Понимаешь? И газеты
напечатали!
Она выхватила у отца газеты и обрадовалась: они оба тоже на снимках!
Оба - это Вова Соловьев и Женя Спирин. Вместе с ней, и с другими ребятами
и девочками, и с Орджоникидзе и Калининым.
Ей нравились Вова и Женя. И хотя с Женей она даже как-то целовалась в
подъезде в Кривоколенном переулке, как раз напротив дома, в котором Пушкин
когда-то читал Веневитинову "Бориса Годунова", она не знала, кто ей
нравился больше - Женя или Вова. Просто Женя был смелее. И ей всегда было
трудно: если ее провожал Вова, как быть с Женей? И как быть с Вовой, когда
Женя звал ее по выходным дням в планетарий? Она ходила с Женей в
планетарий, наверно, сто раз и страшно скучала там. А Женя был увлечен
звездами и разными планетами, занимался в астрономическом кружке при
планетарии, и ей не хотелось его обижать: он ей нравился. А с Вовой она
просто отдыхала, хотя тот больше молчал. Он ничего не говорил ни про
звезды, ни про планеты, а водил ее в зоопарк, и в уголок Дурова, и в цирк,
и еще в звериную поликлинику где-то у Трубной площади и молчал, и она
знала, что он любит зверей и что она ему нравится. И он ей нравился.
Очень! Может быть, больше, чем Женя. А может быть, и нет - так же.
Все это было давно, очень давно. До войны. В тридцать девятом она
пошла работать и уже не бывала в клубе Наркомтяжпрома и редко кого видела
из старых знакомых. Ей тогда как раз исполнилось семнадцать, она пошла
работать и бросила школу. Вова потерялся совсем. Говорили, что он уехал
куда-то с родителями - кажется, на Камчатку или Чукотку. Раньше они
виделись часто и потому не научились переписываться, и теперь она не ждала
от него никаких писем. А потеряв след Вовы, она и о Жене почему-то
перестала думать. Оба вместе они были нужны ей, а отдельно...
Нет, это совсем не то, что сейчас. И хотя Слава чем-то похож на Вову,
а может, и на Женю, все равно не то...
Женя нашел ее в прошлом году, в райисполкоме. Стоял ноябрь, самое