"Элизабет Бартон. Повседневная жизнь англичан в эпоху Шекспира " - читать интересную книгу автора

был А. Л. Роуз, постоянно обращавшийся к мифологизированному образу
елизаветинской Англии в полемике со все менее устраивавшей его политической
действительностью[1]. В той далекой эпохе он и многие его коллеги искали
примеры вдохновляющего лидерства, энергии и безграничных возможностей,
открывавшиеся для незаурядной личности, которых, как им казалось, не хватало
в современном мире.
Э. Бартон принадлежала к числу таких историков. Она преисполнена
ностальгической любви к "старой доброй Англии", на которую переносит и
пристрастия, и представления своего времени. Елизаветинцы предстают у нее
"фанатично приверженными свободе" и пожинающими плоды широких социальных
возможностей, открывающихся перед ними. В ее Англии царят мир и социальная
гармония, а королева даже не собирает налогов со своих подданных -
труднообъяснимое заблуждение нашего автора. Наивные преувеличения, подчас
встречающиеся в тексте ее книги, есть также плод безоглядной влюбленности Э.
Бартон в темпераментных современников Шекспира. Только в ее фантазии
иноземцы были способны восхищаться английской кухней и обилием потребляемых
здесь продуктов. (Симптоматична при этом оговорка о том, что даже арестанты
в тюрьмах XVI века ели лучше, чем англичане в эпоху немецкой блокады и
продовольственных карточек.) И только ее стойкому патриотизму можно
приписать утверждение о том, что елизаветинские дворцы были украшены
полотнами "лучших мастеров" (следует признать, что королеве Елизавете так и
не удалось заманить к своему двору кого-нибудь из действительно
первоклассных европейских художников). Э. Бартон снисходительна к своим
соотечественникам, даже когда они проявляют далеко не лучшие свои качества -
склонность к мошенничеству и воровству, жестокость или невежество, -
поскольку уверена, что все это будет переплавлено в горниле истории и ляжет
в основу английского национального характера.
Собственно поиски истоков "английскости"[2] и являются основной задачей
работы Элизабет Бартон, по мнению которой, национальная самобытность
выкристаллизовалась из смеси "ревностного патриотизма, крайнего
индивидуализма и благородной, а порой и надменной сдержанности". Как и ее
более маститые современники - Дж. Нил и А. Л. Роуз.
Э. Бартон стремилась создать на страницах своей книги целостный образ
ушедшей эпохи, обращаясь при этом к "молчаливому большинству" англичан,
которые не оставили после себя пространных мемуаров, дневников или иных
письменных свидетельств. Она пыталась проникнуть в их внутренний мир,
анализируя детали внешнего быта. Пристрастия и предрассудки елизаветинцев,
их почти научные или совершенно фантастические представления, формы
времяпрепровождения, еда, гигиена, болезни и смерть, облик поселений и
интерьеры жилищ, архитектура, прикладные искусства - все это попадает в поле
зрения автора. Однако и по своему замыслу, и по структуре работа Бартон -
это не столько история повседневности в ее современном понимании, сколько
традиционная для историко-культурной школы XIX - первой половины XX века
попытка воссоздать трудноуловимый "национальный дух", через изучение
"народного быта". Такая постановка задачи позволяет автору говорить о самых
разных сторонах жизни елизаветинцев, не слишком заботясь об отборе тем и
иерархии значимости сюжетов - чем больше красок, тем ярче общая палитра.
Поэтому на страницах книги рассуждения о роли королевы Елизаветы в
национальной истории соседствуют с рассказами о лондонских развлечениях и
изобретателе ватерклозета, а глава об устройстве частных домов изобилует