"Дональд Бартельм. Беглец" - читать интересную книгу автора

я знаю, что вы скрываетесь, и вы знаете, что скрываетесь, я вам призннаюсь,
я скрываюсь тоже. Мы нашли друг друга, мы взаимно смущены, мы следим за
дверями, мы прислушиваемся, ожидая услышать грубые голоса, звук
предательства. Почему не довериться мне, почему не бороться за обнщее дело,
дни становятся длиннее, иногда мне кажется, что я глохну, иногда глаза
закрываются без моего желания. Двое смогут видеть лучше, чем один, я даже
готов сказать вам свое настоящее имя.
Все возможные чувства перед лицом вопиющей искренности: отвращение,
отрешенность, радость, бегство, родство душ, сдать егог властям (власти до
сих пор существуют). Ужели это не обстоятельства, перед которыми монжет
болтаться в воздухе нагой Бчрлигейм, не та настоящая жизнь, риск и
опасность, что в "Женщине Вуду", в "Твари из Черной Лагуны"?
Бэйн продолжает:
- Мое подлинное имя (как бы это выразиться?) - Адриан Хипкисс: это то,
от чего я бегу. Представляете ли вы, что значит называться Адрианом
Хипкиссом: хохотки, насмешки, бесчестье, это было невыносимо. И еще: в 1944
году я отправил письмо, в котором не сказал, то что знал, я съехал на
следующий день, это был канун Нового Года, и все грузчики были пьяны,
сломали ножку у пианино. Из страха, что это вернется и будет мучить мення.
Моя жизнь с той поры превратилась в смену масок: Уотфорд, Уоткинс, Уотли,
Уотлоу, Уотсон, Уотт. Полинное лицо исчезло, разлетелось вдребезнги. Кто я,
кто это знает?
Бэйн-Хипкисс начинает всхлипывать, включается система охлаждения,
гонродская жизнь - ткань таинственных шумов, возникающих и пропадающих,
пропадающих и возникающих, мы достигаем контроля над физическоим окруженнием
только за счет слуха. Что если бы человек мог чувствовать, если б мог
уворачиваться в темноте? Термиты-мутанты пожирают марионеток с огнромной
скоростью, награды - ученым, аппетитная красотка-медсестра - монлоденькому
лейтенанту, они завершат все это шуткой, если возможно, ознанчающей: тут нет
ничего реального. Обман существует на любом уровне, понпытка отрицать то,
что выявляет глаз, что разум осознает, как истину. Бэйн-Хипкисс напрягает
мою доверчивость, кот в мешке. Если не (6) и не (1), готов ли я иметь дело с
вариантом (2)? Должна ли тут быть солидарнность? Но плач невыносим,
неестественен, видимо, его следует оставлять на особый случай. Телеграмма
посреди ночи, железнодорожные катастрофы, землятресения, война.
- Я скрываюсь от попов (мой голос странно нерешителен, срывается),
когда я был самым высоким мальчиком в восьмом классе школы Скорбящей
Бонгоматери, они хотели отправить меня играть в баскетбол, я отказался, Отец
Блау, поп-физрук, сказал, что я, отлынивая от полезного для здонровья
спорта, чтобы погрузиться во грех, не считая греха гордыни и друнгих
разнообразных грехов, тщательно перечисленных перед заинтересованной группой
моих современников.
Лицо Бэйн-Хипкисса проясняется, он прекращает всхлипывать, а тем
вренменем фильм начинается снова, марионетки еще раз выступают против
Америнканской Армии, они неуязвимы, Честный Джон смехотворен, Ищейка
неиспранвен, Ханжа подрывается на пусковой площадке, цветы пахнут все слаще
и сильнее. Неужели они действительно растут под нашими ногами, и время
взаправду проходит?
- Отец Блау мстил во время исповедей, он настаивал на том, чтобы знать
все. И ему было что знать. Ибо что я больше не верил так, как долнжен был