"Греческий огонь" - читать интересную книгу автора (Зервас Никос)

Глава 4. Герой в гневе

Солнце ещё не проснулось, а ранние телепрограммы уже рассказывали завтракающим зрителям об удивительном происшествии во время традиционного кадетского бала в Кремле: прямо в вечернем платье и бальных туфельках симпатичная девочка Анастасия Рыкова переместилась из Георгиевского зала на другой берег Москвы-реки, в подвал полуразрушенного, предназначенного под снос «бомжатника» на Софийской набережной.

Улыбающаяся дикторша говорила, забавно потряхивая перистой причёской и разводя руками. Ей вторил импозантный, загорелый ведущий:

— Мы обязательно сообщим нашим зрителям новые подробности удивительной телепортации. Но знаете, по-моему, ещё удивительнее то, что её отыскали вовсе не милиционеры и не бойцы Кремлёвского полка, а… беспризорники, уличная шпана. Девочку обнаружил тот самый Царевич, неуловимый московский гаврош… Оказывается, он умеет не только осквернять памятники, ха-ха. Говорят, что в поисках девочки самоотверженные подростки облазили все трущобы в центре столицы!

… Пока зрители, приоткрыв набитые йогуртом рты, слушали новости, Сарра Цельс уже дробила каблуками тонкий ледок, прихвативший брусчатку «Квадрата» (так колдуны называли главную площадь Москвы).

Госпожа Цельс прибыла на объект «М» уставшая, но весёлая. Вошла, с удовольствием втягивая ноздрями приторный запах курений. Упала в кресло и, прикрыв глаза, стала вспоминать в мельчайших подробностях, будто красочный кинофильм: вот молодые и нежные, они танцуют, переплетая пальцы и взгляды, ничего не видя вокруг.

Огненная подростковая влюблённость, — и так похожа на настоящее чувство!

«Ну вот, наш мальчик созрел… мальчика можно класть под стекло и вживлять кнопки, — посмеивалась госпожа Цельс. — Милый мальчик прославился, выбился в главный сюжет дня, о нём говорит весь город! Сколько пищи для внутреннего динозаврика! Представляю, как этого самовлюблённого кадета раздувает от гордости!» Она понемногу потягивала кофе со льдом. Внезапно дверь в подземное капище отворилась, на пороге возникла дежурная ведьма Эмма Феликсовна.

— Госпожа Цельс! Дурные новости…

— Какого дьявола! — Цельс сверкнула очами. — Что?!

— Сейчас сообщили из группы прослушивания. Наш подросток ночью разговаривал по телефону с девочкой. Судя по голосу, это была дочь президента.

— Н-ну?! — выдохнула Цельс.

— Он сказал девочке, что они… слишком разные. Цельс вскочила с кресла.

— Да погодите же! Это бред. Невозможно. Вы подумайте сами! Девочка ему нужна как воздух. Для успеха молодёжного движения. Для спасения России. Для карьеры, наконец! Он не мог отказаться, не мог!

Рванулась к жертвенной нише, отдёрнула ширму — и содрогнулась: на столике перед портретом мальчика белели ослепительные, точно сахарные осколки фарфоровой танцовщицы.

Сарра привалилась к стене, лицо её стало серым.

— Мы сами в шоке, госпожа Цельс… В его душе что-то неудачно щёлкнуло, закоротило… Как говорят русские, проснулась совесть…

— Какая ещё совесть?! — заорала ведьма. — Там давно должен сидеть дракон! Вместо совести, понимаете? Этот мальчишка должен круглые сутки мечтать о том, чтобы прославиться!

— Госпожа… мы старались… он соскочил с крючка!

— Потому что плохо работаете! — взвилась Сарра Цельс. — Крючок надо загнать в самое сердце, кретины! Дайте корма дракону! Лесть, награды и похвалы — всё годится!

Цельс сузила злые глаза.

— Бейте изо всех сил. Обрушьте на проклятого мальчишку небо в алмазах.

К десяти утра скрипнула калиточка, затопали по стареньким просевшим ступеням кадетские шнурованные ботинки, гражданские полусапожки. Один за другим в сени протискивались члены кружка любителей выжигания.

Поближе к камину жались зелёные от усталости, но оживлённые герои ночных поисков: Митяй Муравей, Коматоза, Крошка Ды-ды и другие достойные представители муравьиного братства. Тут же, кутаясь в одеяла, протягивали ноги к огоньку велоказаки: Вася Жуков, верный есаул Серёга с полоской на шее от ремешка велосипедного шлема. Компьютерный разведчик Колян, страшноватый в своей хакерской мощи, уже установил в лакейской чёрный ящик, весь в проводах, с маленьким тусклым экраном.

Во флигеле разместилась мини-лаборатория Антоши За-бабаха: там визжали кофемолки, перетирая аммиачную селитру и сахар; на жестяных листах, подогреваемых электроплиткой, сохли свежие партии туго скрученных «хухриков». На кухне в углу громоздились вкусно пахнущие пакеты с дневными пайками для стрелков и лазутчиков. А в дворницкой на длинном столе дожидались своего часа ещё не распечатанные пакеты с новенькими спортивными рогатками. Только вчера закуплены, и какая удобная модель: цельная картофелина влезает в прихват, можно будет пулять гнилыми овощами через самую широкую улицу!

Царицын был строг и молчалив — это чтобы скрыть радость. Асенька нашлась!

Все нахваливают Ивана Царевича. Даже «Столичный телеграф» написал о благородном поступке московского гавроша. Электронный Колян докладывал, что на адреса «партизанских» сайтов www.tzarevich.ru и www.kunzu.net за сутки пришло около пятисот восторженных писем…

Царицын попросил распечатать несколько, положил перед собой на стол и, слушая доклады соратников, тайком читал весточки от незнакомых друзей, рассеянных по всей России.

Тем временем Митяй рассказывал в подробностях, как нашлась Ася:

— Короче, залезаю по вентиляхе на нижний уровень бомбарика и сразу понимаю: на нижнем лэвеле, возле печки-раздолбайки что-то белеется… Пошарил фонариком и вижу: есть контакт! Платьице девчачье, даже искорки заблестели. Сначала децл испугался: а вдруг… мёртвая уже? Потом сообразил: не-а, не мёртвая. Шевелится, руку под голову подложила. Короче, спит. Ну, короче, я её по плечу потюкал: вставай, говорю, кудрявая. Пойдём отсюда, пока бомжики не набежали… Она как подскочит и давай визжать — у меня чуть башню не вынесло. Я у неё спрашиваю: «Эй, мать! Ты как сюда попала?» А она только головой мотает: ничего типа не помню, полная анестезия.

— Амнезия, — строго поправил Мозг.

— Как из Георгиевского зала выбежала она тоже не помнит? — тихо спросил Петруша.

— Через пень-колоду вспомнила, что сначала рванула сдуру по коридору, куда глаза глядят. Очутилась в пафосном туалете, где сплошной хрусталь.

— Это в Кремлёвском дворце, — прислушался Ваня. — На первом этаже, кажется.

— Однако из туалета она тоже выскочила пулей, потому что, типа, ей противно было себя в зеркалах видеть. Говорит, — вся зарёванная дура была, в расфуфыренном платье»… Короче, депресняк у девочки нагноился. Ну вот, побежала она дальше — и напоролась на солдатика в форме.

— Не может быть, — удивился Царицын, — из кремлёвских её никто не видел!

— Понятно, что не видел, — усмехнулся Митяй. — Ибо солдатик спал у магнитной рамки, как хорёк в декабре. Причём стоя! Она мимо него проскочила по-быстрому, боялась, проснётся. Добежала до лифта, хотела поехать наверх, да только лифт её привёз… в подвал. Обратно — не выбраться, потому как в подвале вместо кнопки — замочек для ключика. Известная фенька…

— Видать, попала в подземный переход между Большим Кремлёвским дворцом и административными корпусами, — понимающе кивнул Ваня. — Любопытно.

— Эх, туда бы заброситься… побродить под Кремлём!.. — мечтательно простонал кто-то из муравьиных братьев. — Я в книжках читал, что там старые подземелья остались, ещё со времён Ивана Грозного…

— Дальше — самое прикольное, — подмигнул диггер. — Вышла наша красавица из лифта: страшно, вокруг темно, ящики какие-то громоздятся. Короче, заплакала. Побежала по подземным коридорчикам. Потом страшно стало, в обморок плюхнулась. Очнулась уже в бомбарике, и вроде какой-то старичок за ней ухаживал, типа одеяльце поправлял. Одеяльце и правда имелось, сам видел. И печка ещё тёплая была, я трогал.

— Девочку сдали врачам, как было велено? — уточнил Ваня.

— Ясный перец, — утвердительно кивнул Митяй. — На «скоряге» увезли, в Центральную клиническую. На воспаление лёгких проверять…

Ваня подумал, что хорошо будет сегодня приехать к Асе в больницу. Привезти ей целый мешок всяких вкусностей и сказать что-то самое-пресамое ласковое, прощения попросить. И снова увидеть счастливые глазки:

«Ванечка, я ни чуточки не обижаюсь! Это вы простите… я всех напугала…»

Решено. Нынче же поедет в Центральную клиническую больницу. И привезёт Асе охапку белых-белых цветочков, её любимых. Забыл, как называются.

Сегодня у Аси был трудный день. С утра к ней в больницу приехала делегация из детского дома. Воспитательница Тамара Анисимовна, Асина подруга, Таня Белкина, и преподаватель воскресной школы, куда Ася ходит уже третий год, Михаил Степанович. Все дружно принялись её развлекать. Врач попросил: с Асей только о весёлом, девочка после стресса, возможна депрессия. Тамара Анисимовна стала рассказывать о предстоящей летом теплоходной поездке по Волге. Детдому выделили несколько путёвок. Таня Белкина хихикала невпопад и смотрела на Асю жалостливо. А Михаил Степанович всё повторял, что уныние — грех и православным унывать негоже. Так что «давай, бери себя в руки».

…Ася не хотела никого видеть. Но она вежливо приняла гостинцы: пакет с мандаринами, баночку мёда, коробку конфет. Вежливо улыбалась, отвечала на вопросы. Вообще старалась как могла. А на душе скребли кошки.

Только ушли, явился молоденький милиционер, он, правда, очень торопился, заставил подписать какой-то протокол, что всё обошлось, что гражданка Анастасия Рыкова не имеет никаких претензий.

Ушёл и он. И, отвернувшись к стеночке, накрывшись тонким больничным одеялом, Ася в который раз похлюпала носом своей горемычной детдомовской судьбе. Она вспомнила маму, которая умерла, когда Ася только пошла в первый класс.

Мама была женщиной неласковой, замотанной, она всё время говорила Асе: «Мне некогда». Погулять — некогда, книжку почитать — некогда. Мама работала на двух работах, чтобы прокормить Асю и её старшего брата Гену. Папа пил. Он не дрался, не дебоширил, он просто молча уносил из дома вещи и пропадал на несколько дней. Потом мама долго лежала в больнице.

Отец приехал к ней всего один раз и исчез. На похороны мамы он пришёл, напился и плакал, а через два дня унес из дома Асину шубку и исчез надолго. Отец ненамного пережил маму. Он окончательно спился и замёрз у детской песочницы, что напротив их дома. Брат Гена рано попал в тюрьму. Вместе с приятелем избил бомжа, тот от побоев скончался. Этсидел, но вскоре попался на продаже наркотиков. Опять сидел. Потом сел на иглу и умер от передозировки. Вот такая она, горькая Асина жизнь. В детском доме она с семи лет, одна как перст во всём свете. Где-то под Самарой у неё есть тётя, но у той свои заморочки. Один сын женился-развёлся, другой пьёт, не до Аси, открыточку пришлёт на Новый год и на том спасибо.

Израненное на весёлом Кремлёвском балу Асино сердце здесь, в больнице, болело нестерпимо. Она будто впервые видела себя со стороны: неудачница, никому ненужная, одна во всем свете, детдомовка. Она вспомнила, как её обряжали на Кремлёвский бал. Директор детдома сама ездила в канцелярию Президентского фонда, получила «комплект одежды для участия в новогоднем бале…» Воздушное платье с блёстками, туфельки, даже браслетик и веер. В этом комплекте она и предстала пред синими очами Царевича. И ей показалось… Ей показалось, что Ваня… Ваня с нежностью смотрел на неё. После их возвращения из страшного Мерлина они виделись редко, созванивались иногда, с праздниками друг друга поздравляли. А потом стали собираться в особняке в кружке выжигателей.

Ася всегда немного стеснялась, когда виделась с Ваней. Она понимала: Иван — любимец девочек, он вообще любимец, баловень судьбы. Разве когда-нибудь он обратит внимание на маленькую невзрачную Асю, детдомовку, дочь алкоголика, сестру наркомана? А он обратил. Он так обрадовался ей на балу, подошёл, пригласил на танец. Асино сердце летало и кружилось по кремлевскому паркету вместе с ней. Она не верила своим глазам: Ваня Царицын и она, Ася! Ваня Царицын из всех красавиц в умопомрачительных нарядах предпочел её, детдомовку Асю в «комплекте одежды для участия…»

Только вдруг померк белый свет. И яркие люстры Кремлёвского дворца потускнели. Заколка лилия…Господи! Как больно вспоминать! Ася сама подошла к Ване, сама пригласила его на танец, ведь он сказал ей, что они танцуют ещё. А он — отвернулся. Он скользнул по ней равнодушным взглядом и отвернулся. Конечно, кто она? Детдомовка…

Она выбежада из зала и, ничего не соображая, летела куда-то в своих лёгких бальных туфельках. Уже потом, когда силы оставили её, она почувствовала холод. А до этого — жар. Такой жар в груди, вздохнуть страшно. Потом, уже в больнице, молодой врач, очкастый и грубый, скажет ей, капая в стакан что-то приторно-сладкое:

— Дура. Переполошила всех. Полежи — подумай.

Она и думала. Много. С утра до ночи. И ещё — ночью. Много плакала и много думала. И всё-таки ждала Ваню. Она даже заготовила ему маленькую речь: «Я не сержусь, Ванечка, я сама во всём виновата…» А он всё не идёт.

Вдруг дверь в палату осторожно открылась. Ася увидела сначала рукав кадетского кителя и руку с нежно-белыми цветочками. Ваня! Ася приподняла голову, быстро провела рукой по растрёпанным волосам. Ваня!

В палату, смущённо улыбаясь, вошёл Петя Тихогромов.

Ваня машинально взял со стола пачку писем, скользнул взглядом:

«Счастье — это когда тебя ценят», — усмехнулся про себя Царицын.

В ту же секунду раздался телефонный звонок. Звонил профессор Крапнин:

— Это настоящий подвиг, Иван. Это фантастический, фантас-с-тический успех.

— Простите, вы о чём? — спросил Царицын.

— Не притворяйтесь, братец. Теперь общество не глядя ростит вам нападение на Кунца. Вы стали героем! Никто не посмеет осудить вас за прошлое, за памятники! Никакой Кунц не дерзнёт потащить в суд героя дня, благородного спасателя сироток! На закуску — самое сладкое, Царицын, — ворковал в трубку Краплин. — Я уже разговаривал с журналистами, все хотят видеть лицо загадочного Царевича. Мы устроим вам пресс-конференцию. Сегодня же. Настоящее имя Царевича узнают миллионы.

Невидимый оркестр в голове Царицына ударил в медные трубы. «Вот он, звёздный час, господа офицеры. Это судьба».

Ужасно, до зуда в животе, захотелось крикнуть по-индейски: «Йи-ха!» — вскочить на стол и пройтись колесом!

— Вы правы, профессор, нужно дать пресс-конференцию. Буду ждать вашего звонка, — как можно равнодушнее произнёс Царицын.

Да, надо срочно готовиться к пресс-конференции, чтобы не ударить лицом в грязь. Закрыться, уединиться… Стоп! Как же Ася?

Ничего страшного. Он заедет в больницу позже, ближе к вечеру. Ваня начнёт пресс-конференцию с того, что расскажет, каких трудов ему стоило организовать ночные поиски. А потом можно пообещать, что шутки с памятниками больше не повторятся.

Это было мальчишество, мы просто хотели привлечь внимание общества…

И вдруг — Ваня не поверил глазам — на экране возникло страшно знакомое, измазюканное лицо Митяя Муравья.

— Эге! Ого! — дружно заорали выжигатели. — Смотрите, кого показывают!

— Так это вы нашли девочку? — спросил женский голос за кадром.

— Ну я, — кивнуло глупое лицо Муравья, шмыгнуло носом и добавило: — Короче, чё рассказывать: сперва балетную сандалию нашёл в коллекторе. Дай, думаю, погляжу, куда коллектор ведёт — короче, набрёл на бомжарик и гляжу: оба-на! Вот она, в натуре, деваха-то!

Ванька похолодел. Тем временем корреспондент «Горячих событий» вещала:

— Итак, мы только что выяснили, что девочку спас неформальный лидер юных диггеров по прозвищу Митяй Муравей. Удалось узнать его настоящее имя — Дмитрий Мурашкин. Теперь ясно: именно этот парнишка и есть скандально известный Царевич, неуловимый московский гаврош!

Кресло угрожающе скрипнуло под бешеным Иваном. Не говоря ни слова, медленно протягивая руку к пластиковой линейке, он поднялся… Митяй нервно завозился на полу у камина.

— Т-ты чего, Царевич? Тока ты не переживай! А чё я такого сказал-то? Я ж не говорил, что я Царевич! Это они сами…

Ребята притихли. Муравей вскочил, затравленно оглядываясь по сторонам.

— Народ, она сама ко мне прицепилась! И давай микрофоном в харю тыкать! Я всего два слова сказал, чтоб отвязалась! Всё, как было в натуре…

Сухо треснула линейка, полетели по столу осколки. Митяй дёрнулся, попятился к окну.

— Интересные новости, Муравей! Так это ты у нас Царевич? Ты?!

Впервые в жизни Царицын закричал от ярости — все притихли. Бедные выжигатели поняли, что Царевич был сокрушительно прав. Спасение девочки давало редчайший шанс показать: мальчик, которого привыкли называть скинхедом и отморозком, оказался на самом деле благородным человеком, героем, красавцем и умницей. Но вместо благородного юноши, будущего офицера телезрители увидели косноязычного дегенерата Муравья!

— А ну скажи! — ревел, наступая, Царевич. — Может, это ты завалил Вайскопфа? А Кунца тоже ты подстрелил? Ты собрал тысячу сторонников на Болотной площади?! Ты командовал поисками девочки?! Давай, отвечай!

Ещё немного — подскочит и двинет рифлёной подошвой в перепуганную Митяеву рожу!

— Значит, захотел стать Царевичем?! Вместо меня, да?! багровый и страшный, орал Царицын. Схватил Муравья за рукав, больно дёрнул.

— Прославиться решил, в телевизоре покрасоваться? Так шей мужество расхлёбывать своё дерьмо! Вот телефон! Звони! Признавайся, что ты наврал с три короба! Никакой ты не Царевич, а просто дерьмо, болтун! Понял меня? Быстро, я сказал!

Митяй тупо переводил взгляд с Ванькиного бешеного лица на телефонный аппарат и обратно. Наконец опомнился. Дёрнул кудлатой головой и бросился прочь, напролом через сени, спотыкаясь о кабели, коробки и пакеты с химикатами.

— Проваливай, гнида, — процедил Царевич вслед. Обернулся, обвёл взглядом поникшие головы выжигателей.

— Вы всё видели. Митяй оказался гнилью.

Двинул рукой по столу, сметая на пол обломки линейки. Попытался успокоиться.

— Главным по подземной Москве теперь будет Коматоза. И отныне всё по-взрослому. Хватит беспризорщины. Бардак закончился. Я хочу, чтобы каждый рядовой гном был сыт, упакован в новый «алладин» с фонарями и доволен жизнью. Послезавтра мы получим рации и первую партию приборов ночного видения. Хватит заниматься фигнёй, начинаем работать на страну.

Царицын не спеша прошёлся по комнате, растирая запястья, как перед дракой. Блеснул серебряный браслет именных часов, сверкнул цепкий взгляд.

— Задача номер один: искать оружие, выброшенное преступниками в коллекторы и стоки, передавать его правоохранительным органам. Пункт второй: ищем дырки в охране Кремля и других охраняемых объектов. О прорехах в системе безопасности будем сообщать на Лубянку. Важно доказать, что мы способны приносить реальную пользу. Тогда будут деньги, оборудование.

Он придвинул к выжигателям чистый лист бумаги.

— Кто согласен — подписывается здесь. Каждый, кто запишется, завтра получит новый «алладин», рацию, ночной прибор. Плюс десять тысяч рублей на карман. Условие — работаете только со мной, про Митяя не вспоминать.

Народ расходился молча. Выжигатели подходили по очереди, расписывались и бочком выползали из комнаты, отчего-то боясь поднять глаза на своего командира. Царицын сидел с восковым лицом, полыхая яростно-синим взором

из-под ресниц и думал: «Ничего-ничего… так надо. Никуда вы не денетесь, парни. Я найду деньги. Будет новое оборудование, будет интересная работа. Мало-помалу все муравьи переберутся в мой лагерь…»

— Не расстраивайся, Ванюша, — уверенно сказал Тихогромыч, — Митяй — парень добрый, завтра прибежит просить прощения.

— Во-первых, я не расстраиваюсь, — Царицын взглянул на друга с некоторым высокомерием. — А во-вторых, не прибежит, брат Петруша. Власть — дело тонкое. Бедный Митяй просто позавидовал мне. Раньше он был для своих мурашей верховным фюрером, а теперь-то его ребятки ко мне потянулись…

Петя ничего не ответил.

А Ваня крепко задумался вот о чём. Если Царевич не сдержит слова, и не предложит муравьям новые «алладины», рации и приборы ночного видения… Уйдут ребятишки обратно к Митяю, все до одного.

Он обязан найти деньги. Иначе — конец всему. Авторитет Царевича рухнет, а без лидера движение выжигателей издохнет в несколько дней.

Бедный Иванушка не мог усидеть на месте: вскочил, кинулся на бульвар. Зимнее солнышко, как разбавленное пиво, обрызгало мокрые стены и грязный ледок променада. Какая пошлость, всё упирается в деньги. Неужели придётся самому ходить по спонсорам с протянутой рукой? Проклятье!

От внутреннего жара хотелось бежать. Едкие мысли ворочались на холостом ходу, перегорая и опять воспламеняясь: что делать? как исхитриться?.. Зачем-то зажата в кулаке смятая коробочка со скрепками. Тьфу! Царевич запахнул полы кадетской шинельки и почти побежал по буль-вару, словно тревожный ветер гнал его в спину.

Проклятущий Митяй! Если б не он, самое время устроить пpecc-конференцию… вся страна узнала бы о Клубе юных выжигателей. Глядишь, и деньги бы нашлись.

Царевичу показалось: он, неподвластный умирающему московскому времени, один во всём мире сохраняет способность двигаться сквозь нереальную муть танцующих белых пылинок. Ваня даже усмехнулся, со вздохом поднял воротник и чуть свысока огляделся: как медленно движутся люди, точно плывут в студёной воде. О, Россия! Подлёдная глубина…

И Ваня понял: он сильнее всех. Он пришёл в это гнилое время из будущего, он чужак среди современников. Как раскалённая игла, он пронижет толщу мёртвых будней своей огненно-красной ниткой. Назло предателям и маловерам, он добьётся своего. У него особенная судьба. Сам себе и царь, и бог.

— Никто мне не нужен, — едва слышно проговорил Царевич. — Сам всё сделаю.

И вдруг почувствовал Иван Царицын непонятно откуда взявшуюся уверенность — он всё сможет. У него нет права складывать оружие. Но деньги, как нужны деньги…