"Джон Барт. Плавучая опера" - читать интересную книгу автора

предстоящее приключение; не исключаю, что оно обсуждалось на супружеском
ложе, в темноте, чтобы не показывать друг другу, как они смущены им - или
возбуждены. Думаю, ни он, ни она не хотели, чтобы другой почуял неумеренный
энтузиазм, а то еще начнутся подозрения в том духе, что Джейн не получает от
мужа должного, а Гаррисон не чужд порочных наклонностей, хотя и то и
другое - полная чушь. Я убежден, что обговорена была каждая деталь, прежде
чем замысел привели в исполнение, и все это они предвкушали - изумление мое,
наслаждение, благодарность. Гаррисон мне вправду нравился, и оттого было
жаль, что это он все затеял, ведь неприятные последствия я уже
предчувствовал. Но что сделано, то сделано: Джейн официально стала моей
любовницей и некоторое время, несомненно, ею будет пребывать, - что же,
ничего не остается, попользуюсь случаем, тем более что мужчина, робкий он,
неробкий, в постели никого лучше Джейн желать не может.
Вот о чем мне думалось, пока мы огибали Тодд-пойнт, чтобы потом
напрямик плыть к острову Шарп. Джейн сидела на румпеле - отлично у нее
получалось, просто прирожденный рулевой, - я возился с кливером, а Гаррисон
развалился, устроившись на досках поближе к килю, - ноги вытянуты, в одной
руке сигара, в другой лини главного паруса, голову положил Джейн на колени и
болтает с ней о том о сем. Добрались до острова, выкупались, медузы нас
пожгли как следует, а потом сидим себе покуриваем да про политику беседуем.
Тут я говорю: устал, вздремну чуточку - мы на пляж одеяло с собой захватили.
А Джейн с Гаррисоном решили пока по острову побродить.
Ну разумеется, вскоре опять ее руку у себя на теле чувствую, только я
слышал, как она вернулась, и никаких неожиданностей - в полной готовности
находился. Тяну ее к себе вниз и сразу начинаю целовать.
- А Гаррисон где? - спрашиваю.
- В другой конец пошел, - и не успела добавить: хворост для костра
набирает, - как я с нее уже почти стащил купальник.
- Отойти лучше, кустики вон там, - беспокоится она. - С мыса Кук все
очень даже видно, если в бинокль.
- Ну и пусть, - говорю. - Сделай мне хорошо.
- Помолчи, глупый.
Гаррисон вернулся, когда уже стемнело, здоровую связку хвороста на
веревке за собой тащит, а мы лежим на одеяле, разговариваем. Что-то не такой
он был веселый, как прежде, молча плюхнулся и стал раскладывать костер, а на
меня и не взглянет, словно упрекал за то, что помочь ему не хочу. Помочь я и
не подумал. Весь остаток вечера и потом, когда назад поплыли, Гаррисон сидел
насупленный, Джейн попробовала разок-другой его растормошить, но никакой
реакции - она и замолчала. Посматриваю я на них снисходительно и все думаю,
где же она, объективность, о которой столько было говорено.
Наутро хмурость его прошла, Гаррисон опять пылал обычным своим
жизнелюбием, но все равно я запомнил, какая вдруг на него нахлынула
мрачность, стало быть, в этой броне, за которой наш святой укрылся, тоже
щелочки имеются. Хотя, и то сказать, вечно я какие-то потаенные знаки
отыскиваю.
Она мне что сказала? "Нам с тобой хорошо было, и нечего рассусоливать".
А Гаррисон: есть, мол, любовь, и есть половое влечение без всякой
любви.
Но все не так-то просто. Неделю спустя, уже у меня в номере это было,
Джейн говорит: