"Наталья Баранская. Тихая ночь в Роосне " - читать интересную книгу автора

Николаевич ездил в отпуск вместе с Алей. Тайно. Обманывал Лелю. Обманывать
было гадко, он мучился. Придумал себе болезнь, вернее, возвел свой радикулит
в ранг тяжелой болезни.
Уезжал лечиться на Юг, будто бы в санаторий или по курсовке. Поселялись
они с Алей неподалеку от курорта, где поглуше, а раз в неделю он ездил в
санаторий - опустить письмо, получить вести из дома. Оба тяжко переживали
этот день: Аля ревновала, он презирал себя, мрачнел. Потом, жалея друг
друга, забывали все, - счастье их было так коротко.
Георгий Николаевич застонал в тоске, вспомнив их с Алей южные солнечные
месяцы.
Этим летом поехать с Алей не удалось. Жена, Леля, объявила с
неожиданной твердостью о своем решении ехать с ним. Никакие его доводы -
жарко, лиманы - унылое место, скучно, весь день в процедурах - Лелю
поколебать не могли. Когда он сообщил Але, что вынужден поехать с женой, Аля
расплакалась, потом стала упрекать: один только месяц в году, это так мало,
она никогда не жалуется, терпит свое двусмысленное положение ради одного
месяца счастья, а он не может отстоять даже такой малости! От упреков она
разгорячилась, раскричалась и обещала в этот несчастный отпуск непременно
ему изменить - назло, пусть так и знает - назло!
Как быть? Что делать? Рубить, рвать там или тут - все больно, все по
живому.
"Черт побери ее, эту моногамию, - думал в растерянности Георгий
Николаевич, расставшись в тот вечер с Алей. - Мы так привержены к Востоку,
принадлежим ему наполовину, так почему не заимствовать восточный институт
брака? Признание полигамии только узаконило бы существующее. Все равно
сплошные разводы, измены..." Георгий Николаевич вдруг представил себе: Леля
и Аля вместе с ним, в одном доме, в одной квартире. Он передернулся -
страшно, противно... Сказал себе: "Вот что значит зайти в тупик -
становишься идиотом".
Еще раз попытался Георгий Николаевич отговорить Лелю, убедить не ехать
с ним. Надо хоть раз в году расставаться, говорил он, хоть месяц пожить
врозь, в одиночку, она сама же смеялась над супругами, которые всегда и
всюду ходят и ездят вместе, нервы его устали, наконец он удивлен, разве она
не поедет в этом году к маме под Киев, как всегда: бабушка так ждет встречи
с внуками.
На все это Леля ответила просто: "Я знаю, у тебя есть другая женщина".
От неожиданности Георгий Николаевич оцепенел, даже не стал возражать. Скажи
Леля сейчас: "Выбирай, с кем же ты хочешь быть, решай и кончай эту двойную
жизнь", - она, вероятно, одержала бы скорую победу. Может, перестрадав, он
потом радовался бы исходу. Но Леле пришли на ум совсем другие слова, и,
отказавшись от благородного пути, она пошла вытоптанной тропой: стала
угрожать разоблачениями на работе, общественным мнением, месткомом,
парткомом, и прочее, и прочее. Пустила в ход весь мещанский набор,
заготовленный для реставрации треснувшего семейного очага.
А он будто только и ждал Лелиного неверного шага, чтобы очнуться и
ринуться в бой: откуда она взяла? что за глупости? почему она верит каким-то
наветам, клевете? он догадывается, кто автор пошлой анонимки, он его
прижмет, этого негодяя, и так далее, и "тэ дэ и тэ пэ". Опять же все по
сценарию самого пошлейшего толка.
Заварился скандал, какого никогда не случалось: попреки, упреки, крики,