"Наталья Баранская. Поцелуй " - читать интересную книгу автора

- Должны? - она хотела, чтобы это прозвучало насмешливо, а получилось
радостно.
- Хорошо, не должен, а хочу, очень хочу вас видеть. Разрешите мне
приехать. Сейчас...
- Как "сейчас"? - испугалась она. - Это невозможно.
- Тогда завтра. Когда вы приходите с работы? Хорошо, я буду в восемь.
Свиданье было назначено прежде, чем она успела согласиться. Но разве
она не хотела этого? Хватит, довольно сложностей. Все просто и хорошо.
Маленькие радости? Пусть маленькие, раз больших нет...
И Надежда Михайловна взялась за уборку, потом приняла ванну, сделала
дрожжевую маску и пораньше легла спать. Даже не успев подумать, что наденет
вечером, - заснула.
Встала освеженная, с удовольствием прошла часть пути пешком. И весь
день пели в ней слова Сольвейг: "И ты ко мне вернешься, мне сердце говорит,
мне сердце говорит..." Впрочем, песнопенья эти она заглушала насмешками -
это уж слишком.
Надежда Михайловна решила уйти на час раньше, чтобы приготовиться к
вечеру. Еще надо сделать покупки к ужину. Она была в пальто, когда позвонила
дочь.
Наташа просила ее приехать. Хорошо бы с ночевкой. Сережа опять придет
поздно. Девочка много плачет, - должно быть, зубки. У них сильный ветер,
дует в окна, холодно. Очень неуютно. Они сейчас возвращаются с прогулки. И
если нетрудно, пусть мама купит фруктов, здесь их нет. И еще просьба -
наменять двушек для автомата.
Надежда Михайловна представила дочь - тоненькую, высокую - в телефонной
будке, возле которой стоит синяя коляска с поднятым верхом. Из-под мохеровой
голубой шапочки выбились светлые прямые пряди, а кончик длинного аккуратного
носика покраснел - она всегда быстро замерзает на улице.
Огорчать дочь было неприятно, но Надежда Михайловна сказала твердо, что
приехать не может.
Делая покупки к вечеру, она купила заодно яблок и винограду для Наташи.
Дома положила закуски и фрукты в холодильник, вино выставила на балкон,
полежала десять минут на спине с закрытыми глазами, потом оделась и пошла на
кухню - приготовить все к ужину.
Нарезала хлеб, открыла консервы, набросила на стол полосатую веселую
скатерку, поставила керамические желтые тарелки и синие чашки. Даже
пристроила веточку плюща в высокий стакан. Полюбовалась - стол выглядел
по-весеннему. Да, она забыла бокалы! И вот в ту минуту, когда она ставила на
стол дымчатые бокалы чешского стекла, она подумала тревожно, что ничего,
решительно ничего не знает о своем госте: его вкусах, привычках, взглядах.
Все ей неведомо. Может, ей будет хорошо с ним сегодня, но что ждет ее
завтра? Вдруг, оставшись с ней до утра, он скажет, что намерен здесь жить.
Или наоборот: в какое-то утро исчезнет и больше никогда не придет. Но до
того, как оставить ее, он сделается невнимателен, забывчив, она же -
подозрительна и ревнива. Он молод, красив. Страх старости удесятерится в
ней. Начнет считать морщины, красить волосы, ходить по косметичкам. Потеряет
свою независимость, потеряет счастливую легкость хорошо поработавшего и
хорошо отдохнувшего человека... Боже мой, она даже не знает его фамилии, не
знает, женат ли он! Впрочем, какое ей до этого дело? Ведь не собирается она
за него замуж.