"Наталья Баранская. Молодой веселый фокс..." - читать интересную книгу автора

нравился, ему нравились. Но все как-то обыкновенно, неинтересно. А сейчас
что? Чаровство...
"Позвоню!" Артемий Николаевич подошел к будке автомата, вытащил из
кармана мелочь, стал искать двухкопеечную монету. Монета нашлась. Он
задумался: спросит Ирину Николаевну, а дальше что? "Нет, это мальчишество".
И, зажав монету в руке, Артемий Николаевич пошел дальше.
...Двести два - двадцать два - двадцать три. "Фу, черт! Вот позвоню и
скажу: "Замучил ваш телефон, ничего не могу сделать, извините". Она
остроумна, это видно, - поймет. Вероятно, без предрассудков - поймет,
конечно. И с фантазией - конечно же поймет". И Артемий Николаевич снова стал
искать глазами автомат. Но автомата не было, и он долго шел, пока не увидел
стеклянную будку. Прикрыл за собой дверь, опустил монету и вдруг
почувствовал, как застучало сердце. "Это что еще за глупости", - рассердился
Артемий Николаевич, и взамен приготовленных покаянных слов какая-то игривая
фраза завертелась на губах: "Ну как, веселый фокс еще не нашел себе новых
хозяев?"
Но все было забыто, когда он услышал чистый, ясный молодой женский
голос. Она сказала "слушаю" и, удивившись молчанию, повторила: "Я слушаю
вас". Одолев внезапную немоту, Артемий Николаевич спросил: "Ирина
Николаевна"? Да, это была она. "Я насчет собаки... - неожиданно для себя
сказал он. - Если еще не поздно... По вашему объявлению. Разрешите
посмотреть?" Голос у него сел от волненья, он кашлянул и сказал "простите".
Она спросила, есть ли в семье маленькие дети, дала свой адрес. Ему хотелось,
чтобы она спросила еще что-нибудь. Нежный, обаятельный голос. Прозрачный,
как родниковая вода. Но разговор был закончен - они условились, что он
придет завтра.
Артемий Николаевич вышел из автомата растерянный. "Что я делаю, - думал
он, - веду себя, как двадцатилетний оболтус".
Ему вдруг страшно захотелось иметь пса - молодого, веселого. Не хватало
в их доме веселья. Была чистота, был порядок, комфорт. А веселья не было.
Веселье окончательно ушло с дочерью - в прошлом году отделились дочь с
зятем, переехали в свою квартиру. С ними было тесно, без них - скучно...
Что, собственно, плохого в том, что он зайдет к Ирине Николаевне? От
этого ведь никто не пострадает - думал Артемий Николаевич. Он шел не спеша.
Теперь уж не веселенький мотивчик, а ласковая мелодия слышалась ему:
"Лионозовская улица, номер семь, квартира сто... Лионозовская улица..."
Что-то светлое и тонкое звенело в этих словах. "Лионозовская улица, завтра,
завтра в семь".
Возле аптеки Артемий Николаевич вспомнил, что давно собирался
переменить очки. Темная оправа придавала ему какую-то угрюмость. Он выбрал
чешские очки в легком золотистом ободке и с удовольствием заметил, что они
его молодят.
Домой Артемий Николаевич пришел на час позже обычного.
- Ау, - окликнула его из кухни Тамара Петровна. - Куда ты провалился?
- Ау, ау, - ответил он спокойно.
В первые годы брака эта перекличка звучала куда веселей.
Новые очки Тамара Петровна не одобрила. Несогласованные расходы были ей
неприятны.
- Разве нельзя было подождать? - спросила она недовольно.
Артемий Николаевич обиделся. Не так уж много позволял он себе.