"Джулиан Барнс. По ту сторону Ла-Манша" - читать интересную книгу автора

Монпарнасе... Он еще настолько ее любил, что видел свой долг в том, чтобы
спасти ее от той, которой она становилась теперь. Но между ними должна быть
и правда. Вот почему, когда она кончила поправлять одеяла, он сказал
внезапно:
- Знаешь, это ведь не вылечить le coup du chapeau.[13]
Она выбежала из комнаты со слезами на глазах. Он не мог решить, были ли
слезы вызваны его признанием близящейся смерти, или его напоминанием о
первых их неделях вместе, или же и тем, и другим. В Берлине, где они
познакомились, он не пришел на второе свидание, но Аделина в отличие от
всякой другой женщины на ее месте не обиделась, отправилась к нему и
увидела, что он лежит в своей комнатушке, скрученный инфлюэнцей. Он вспомнил
ее соломенную шляпу, которую она носила, хотя к концу близилась осень, ее
большие ясные глаза, прохладный аккорд ее пальцев и изгиб ее бедра, когда
она отвернулась.
"Мы тебя вылечим с помощью le coup du chapeau", - объявила она. Видимо,
это был какой-то способ лечения или скорее суеверие крестьян в ее местах.
Она отказалась объяснить подробнее, а ушла и вернулась с бутылкой,
завернутой в бумагу. Она велела ему устроиться поудобнее и сдвинуть ступни.
Когда они сложились в пологую горку, она нашла его шляпу и надела на них.
Затем она налила ему полную стопку коньяка и велела выпить сразу. В то время
он крепким напиткам предпочитал пиво, но послушался, смакуя то, насколько
происходящее показалось бы в Англии невероятным.
После двух больших стопок она спросила, видит ли он еще свою шляпу. Он
ответил: разумеется. "Следи за ней", - сказала она и налила ему третью
стопку. Ему было запрещено говорить, а теперь он забыл, о чем болтала она.
Он просто пил и следил за своей шляпой. Наконец на половине пятой стопки он
захихикал и объявил:
"Я вижу две шляпы".
"Вот и хорошо, - сказала она с внезапной деловитостью, - значит,
лечение действует". Она взяла тот же широкий аккорд на его лбу и ушла,
захватив бутылку с собой. Он погрузился в забытье и проснулся двадцать часов
спустя, чувствуя себя гораздо лучше. Немалую роль в этом сыграл тот факт,
что, открыв глаза и посмотрев в направлении своих ступней, шляпы он там не
увидел, а только профиль своей уже любимой Аделины, склонявшейся в низеньком
кресле над книгой. Вот тогда-то он и сказал ей, что будет великим
композитором. Опус первый для струнного квартета, флейты, меццо-сопрано и
сузафона получит название "Le Coup du Chapeau". С помощью его только что
открытого метода Кинетического Импрессионизма Опус I воплотит муки
страдающего артиста, излеченного от инфлюэнцы и томлений любви
красавицей-подругой и бутылкой коньяка. Примет ли она посвящение ей, спросил
он. Только если вещь ее восхитит, ответила она, кокетливо наклонив лицо.
"Если я ее напишу, ты будешь восхищена". Это утверждение было не
тщеславным или категоричным, но скорее наоборот. Наши судьбы, подразумевал
он, теперь слились, и я буду считать никчемным любое мое творение, если оно
тебе не понравится. Вот что означали его слова, и она поняла.
Теперь внизу в кухне, сдирая жир с костей, чтобы сварить Леонарду
бульон, она вспоминала эти первые несколько месяцев в Берлине. Каким
обаятельным был он тогда с его тросточкой, лукавым подмигиванием, с его
репертуаром мюзик-холльных куплетов, такой непохожий на национальный
стереотип корректного англичанина. И каким непохожим пациентом он был, когда