"Джон Барнс. Миллион открытых дверей" - читать интересную книгу автора

гортани, не зажила бы. Мы все стояли и смотрели на него, а он у нас на
глазах начал бредить и потерял сознание.
Я, в некотором роде, надеялся на то, что и от удара табуретом между
ног ему тоже хорошо досталось. Ну да и с этим тоже должно было все
обойтись. Но с другой стороны, приличный разряд парализатора просто так не
переживешь.
Единственный способ лечения - время, так что почти наверняка
неудачливому нахалу теперь предстояло еще дней десять мучиться от спазмов
гортани и изнурительных приступов кашля.
На мой взгляд, все складывалось очень удачно.
- Меня устроят извинения, которые принесет мне ваш приятель, - объявил
я.
- Мы бы не против, - откликнулся самый рослый из товарищей
поверженного межзвездника, - да только тогда нам всем придется с ним
подраться, как только он выйдет из больницы. Гвим с подчиненными не
цацкается.
Вот что еще я терпеть не мог в межзвездниках, так это то, что они
обожали отдавать друг дружке приказы и исполнять их, и то, что они
сокращали прекрасные древние имена вроде имени "Гвиллем" и превращали их в
уродские огрызки типа "Гвим".
- Ладно, - сказал я, - тогда давайте продолжим. Теперь нас поровну, и
все будет по-честному.
Те двое межзвездников, что стояли подальше, шумно сглотнули слюну, но,
надо отдать им должное, кивнули все. Может быть, несмотря на то как они
вырядились, у них осталось хоть по капельке enseingnamen.
- Давайте выйдем на улицу, - добавил я. - Хватит уже у Пертца мебель
крушить, а случайным разрядом нейропарализатора можно и предков
потревожить.
Я взглянул на Стену Почета, вспомнил покойных родителей Пертца, и мне
показалось, что все они дружно кивнули мне с видеоэкранов. Иллюзия была
потрясающая, но длилась всего мгновение.
Когда я отвел взгляд от Стены Почета, я обнаружил, что все
межзвездники согласно кивают, как и мои секунданты.
Аймерик приобрел ленивый, скучающий вид, какой всегда приобретал,
когда предвидел, что развлечется на славу. Маркабру, лучший после меня
драчун, был в полной боевой готовности, но при этом сдержан. Лицо его не
выражало почти ничего - то есть он пребывал в том состоянии, когда мысли и
действия целиком и полностью совпадают. А я входил в это состояние с каждым
вдохом.
У Рембо яростно сверкали глаза. Он раскачивался с пятки на носок -
чуть не подпрыгивал. Признаться, не знаю никого, кроме Рембо, кто бы так
обожал добрую драку и головокружительные приключения. Физиономию его
украшали многочисленные шрамы, левое плечо и правое колено у него не
сгибались - мышцы в этих местах не желали верить, что не изрезаны.
Наверняка и внутренностям Рембо тоже в свое время досталось.
Если бы я соображал здраво, я бы, пожалуй, на этом и остановился, но
нам с Рембо было всего по двадцать два стандартных года. А в таком возрасте
всякому кажется, что он бессмертен. И потом - позднее Рембо скажет мне, что
ему положительно все равно, как умереть, и что волнует его только вопрос о
том, когда это произойдет.