"Оноре де Бальзак. Урсула Мируэ" - читать интересную книгу автора

аббатом Морелле[36] в химии, подобно тому как он был учеником Борде в
медицине, видел лишь способ пополнить список узаконенных лекарственных
средств; доходы аптекарь честно разделил с доктором. В таких условиях всякий
стал бы материалистом. В 1778 году, в пору, когда над умами владычествовала
"Новая Элоиза"[38]: "Отчего считается, что позорная казнь пятнает всю семью
преступника? Вредно это мнение или полезно? И если оно более вредно, чем
полезно, каким образом уменьшить нежелательные его последствия?" В архиве
Королевской академии наук и искусств города Меца, членом которой был Миноре,
хранится, должно быть, рукопись этого рассуждения. Хотя дружеское
расположение Робеспьера служило супруге доктора порукой безопасности,
непреодолимый страх перед гильотиной усугубил ее аневризм - следствие
чрезмерной чувствительности. Несмотря на все предосторожности доктора,
боготворившего жену, Урсула повстречала на улице телегу, в которой везли на
казнь множество осужденных, и среди них - госпожу Ролан[39]; зрелище это
убило ее. Миноре, ни в чем не отказывавший Урсуле, от которой он был без
ума, и удовлетворявший все ее прихоти, оказался после смерти жены почти
нищим. Робеспьер назначил его главным врачом одной из парижских больниц.
Хотя в пору оживленных споров о месмеризме[41], он похоронил
Лебрена-Пиндара[43], Морелле[45]. На его глазах Жоффруа[47]. Значит, по
отцовской линии больше никого нет. А что по материнской линии? Мать моя была
урожденная Жан-Массен-Левро.
- Из рода Жан-Массен-Левро, - отвечал почтмейстер, - я знаю только одну
Жан-Массен, ту, что вышла замуж за господина Кремьера-Левро-Диониса,
поставщика фуража; его казнили во время Революции, а сама она вконец
разорилась и умерла с горя. У них осталась дочь, она замужем за
Левро-Миноре, фермером из Монтро; дела у них идут неплохо, а дочь их недавно
вышла за Массена-Левро из Монтаржи - он сын тамошнего слесаря и служит
клерком у нотариуса.
- Одним словом, наследников у меня хватает, - весело сказал доктор и
попросил племянника пройтись вместе с ним по городу.
Берега Луэна, извилистой лентой пересекающего Немур, утопают в зелени,
сады уступами спускаются к воде, из-за деревьев выглядывают чистенькие
домики - когда глядишь на них, то кажется, что если счастливая жизнь
возможна, то именно здесь. Когда доктор свернул с Главной улицы на улицу
Буржуа, Миноре-Левро показал ему дом господина Левро-Левро, богатого
торговца скобяным товаром, который жил в Париже и недавно в одночасье умер.
- Видите, дядюшка, какой продается отличный дом, и при нем прекрасный
сад, с видом на реку.
- Давай зайдем, - предложил доктор, увидев в конце небольшого мощеного
дворика дом, зажатый между двумя соседними домами, стены которых были скрыты
деревьями и вьющимися растениями.
- Там внизу большой подвал, - сказал доктор, поднявшись на очень
высокое крыльцо, украшенное бело-голубыми фаянсовыми вазами с цветущей
геранью.
Дом, как почти все дома в провинции, был разделен на две части
коридором, оканчивавшимся дверью в сад; справа была гостиная с четырьмя
окнами: два выходили во двор, два в сад, однако Левро-Левро превратил одно
из этих окон в дверь и пристроил к нему длинную кирпичную галерею - она вела
из гостиной в уродливую беседку в китайском стиле, стоящую на берегу реки.
- Ну что ж, - сказал старый Миноре, - если покрыть эту галерею прочной