"Оноре де Бальзак. Кузен Понс" - читать интересную книгу автора

моим другом Понсом, потому што его я вишу когда хотшу, ешедневно.
Понс взял руку своего друга в обе свои, вложив в это пожатие всю душу,
и так они простояли несколько мгновений, словно двое влюбленных, свидевшихся
после долгой разлуки.
- Обьедай всегда зо мной!.. - воскликнул Шмуке, в душе благословлявший
жестокосердие супруги председателя суда. - Послюшай, ми будем вместе
зобирать стаpue безделюшки, и ни одна тшерная кошка не пробешит мешду нами.
Чтобы стали понятны эти поистине героические слова: "будем вместе
собирать старые безделушки", - укажем, что Шмуке был полным профаном по
части старины. И если он до сих пор ничего не разбил в гостиной и в комнате,
отведенной под понсовский музей, то лишь в силу своей любви к другу. Шмуке
целиком отдавался музыке, сочинял для собственного наслаждения и на
безделушки своего друга смотрел словно щука, попавшая по пригласительному
билету на Люксембургскую выставку цветов. Он относился с почтительным
удивлением к этим чудесным произведениям искусства уже потому, что видел, с
каким благоговением Понс сдувал пылинки со своих сокровищ. И на восторги
своего друга отвечал: "Да, отшень кразиво!" - не вкладывая в свои слова
особого смысла, вроде того как мать отвечает ничего не значащими фразами на
лепет ребенка, еще не научившегося говорить. За то время, что они жили
вместе, Понс семь раз обзаводился новыми стенными часами, каждый раз
выменивая худшие на лучшие. Сейчас ему принадлежали прекрасные часы Буль
черного дерева с инкрустацией медью и резьбой, сделанные в ранней манере
Буля. Буль работал в двух манерах, как Рафаэль, например, работал в трех.
Ранний Буль сочетал черное дерево с бронзой, а позднее, вразрез с
собственными убеждениями, стал отдавать предпочтение черепахе; он творил
чудеса, чтоб перещеголять своих соперников, первых прославившихся искусством
инкрустации из черепахи. Шмуке, несмотря на ученые объяснения Понса, не
видел ни малейшей разницы между великолепными часами в ранней манере Буля и
шестью остальными. Но чтоб не омрачать радости своего друга, старик немец
обращался со всеми этими безделушками еще бережнее, нежели сам Понс. Поэтому
нет ничего удивительного, что поистине трогательные слова Шмуке "ми будем
вместе зобирать старие безделюшки" могли утешить разогорченного Понса, ибо
они означали: если ты будешь обедать дома, я готов из собственного кармана
давать тебе на покупку старины.
- Кушать подано! - с поразительным чувством собственного достоинства
доложила вошедшая мадам Сибо.
Читатель легко поймет, как был удивлен Понс, увидев и отведав обед,
которым его угостил преданный друг. Такими редкими в жизни переживаниями мы
бываем обязаны не испытанной дружбе, не непрестанным уверениям: "Ты для меня
все равно что я сам", - к этому привыкаешь. Нет, такие переживания рождаются
при сравнении радостей домашней жизни с жестокостью жизни светской. Так
благодаря свету крепнут узы, соединяющие две возвышенные души, связанные
дружбой или любовью. Поэтому-то Понс и смахнул две крупные слезы, и Шмуке
тоже отер глаза. Они не проронили ни слова, но любовь их стала еще сильнее,
а боль, причиненная песчинкой, попавшей в сердце Понса по вине супруги
председателя суда, улеглась под воздействием целительных, как бальзам,
нежных взглядов друга. Старичок немец потирал руки так усердно, что чуть не
содрал с них кожу, ибо его осенила мысль, внезапность которой поразила его
немецкий ум, скованный почтительностью к высочайшим особам.
- Добрий друшок мой Понс... - сказал Шмуке.