"Оноре де Бальзак. Кузен Понс" - читать интересную книгу автора

чувства и мысли для слова, и вели нескончаемые разговоры на эту тему,
отвечая друг другу потоками музыки, чтобы по примеру влюбленных доказать
себе самим то, в чем они и так убеждены. Шмуке был в той же мере рассеян, в
какой Понс - внимателен. Понс был коллекционером, а Шмуке - мечтателем. Один
спасал от уничтожения прекрасные проявления материального мира, другой
созерцал прекрасные проявления мира идеального. Понс высматривал и покупал
фарфоровые чашки, а Шмуке тем временем сморкался и, размышляя о мелодиях
Россини, Беллини, Бетховена или Моцарта, старался найти чувства, которые
послужили истоком той или иной музыкальной фразы или ее вариации. Немцу
Шмуке мешала быть бережливым его рассеянность; Понс стал мотом под влиянием
страсти, а в общем к концу года они приходили к одинаковым результатам: 31
декабря и у того и у другого кошелек был пуст.
Не будь у Понса такого друга, он, пожалуй, не выдержал бы столь
грустного существования; но теперь, когда ему было с кем поделиться горем,
жизнь казалась ему вполне сносной. В первый раз услышав сетования Понса,
простодушный немец дал ему добрый совет кушать по его примеру дома хлеб с
сыром и не гоняться за обедами, раз за них приходится платить столь дорогой
ценой. Увы! Понс не посмел признаться Шмуке, что желудок и сердце у него не
в ладах, что желудок не считается со страданиями сердца и что вкусный обед
для Понса та же услада, что для светского волокиты любовные утехи. Шмуке был
настоящим немцем и потому не отличался сообразительностью, свойственной
французам, но со временем он все же понял Понса и с этой минуты еще больше
привязался к нему. Ничто так не укрепляет дружбы, как сознание, что твой
друг слабее тебя. Даже ангел не упрекнул бы Шмуке, если бы увидел, как
добряк немец потирал от удовольствия руки, постигнув, сколь глубокие корни
пустило в душе Понса чревоугодие. Действительно, на следующий же день Шмуке
прибавил к завтраку разные лакомые блюда, за которыми сходил сам, и теперь
он каждый день старался побаловать еще чем-нибудь своего друга, ибо, с тех
пор как они поселились вместе, они всегда завтракали дома вдвоем.
Только тот, кто не знает Парижа, может подумать, что друзей не
коснулась насмешка парижан, никого и ничего не щадящих. Шмуке и Понс, решив
делить пополам и достатки и нищету, пришли к выводу, что в целях экономии
надо поселиться вместе, и теперь они платили поровну за не поровну
разделенную квартиру в тихом доме на тихой Нормандской улице в квартале
Марэ. Они часто гуляли вместе все по одним и тем же бульварам, и досужие
соседи прозвали их щелкунчиками. Это прозвище говорит само за себя и
избавляет нас от необходимости давать портрет Шмуке, который по сравнению с
Понсом был так же хорош собой, как кормилица Ниобеи на знаменитой
ватиканской статуе по сравнению с Венерой Медицейской.
Мадам Сибо, привратница дома, где проживали наши щелкунчики, ведала
всем их хозяйством. Но она играет такую видную роль в драме, которой
закончилось существование обоих друзей, что лучше будет отложить описание ее
наружности до момента появления мадам Сибо на сцену.
В сорок седьмом году XIX столетия, вероятно, вследствие поразительного
развития финансов, вызванного появлением железных дорог, девяносто девяти
читателям из ста покажется неправдоподобным то, что еще остается сказать для
характеристики обоих друзей. Это пустяк, и в то же время это очень важный
пустяк. Надо, чтоб читатели поняли чрезмерную душевную чувствительность
обоих друзей. Позаимствуем сравнение из той же железнодорожной сферы, чтобы
хоть таким образом возместить деньги, которые берут с нас. Под колесами