"Оноре де Бальзак. Принц богемы" - читать интересную книгу автора

всеми своими прежними приятельницами: она не узнавала тех своих старых
знакомых, которые могли бы ее скомпрометировать.
Выйдя замуж, она сняла на улице Виктуар прелестный особнячок с двором и
садом; на отделку дома были истрачены безумные деньги, туда были перевезены
самые ценные вещи из обстановки Клодины и дю Брюэля. Все, что казалось
обычным и заурядным, было продано. Чтобы составить себе верное понятие о
царившей там роскоши, следует вспомнить лучшие дни Гимар, Софи Арну[10],
Дютэ[11] и им подобных, поглотивших немало громадных состояний. Как
действовал этот роскошный образ жизни на дю Брюэля? Вопрос этот нелегко
поставить и еще труднее на него ответить. Чтобы дать вам представление о
причудах Туллии, достаточно привести одну подробность. У нее на кровати было
покрывало из английских кружев, стоившее десять тысяч франков. Одна
известная актриса приобрела такое же; Клодина об этом узнала, и немедленно
на ее кровати появилась великолепная ангорская кошка, возлежавшая на
кружевном покрывале. Этот анекдотический случай ярко рисует Туллию. Дю
Брюэль не посмел сказать ни слова. Он получил приказание широко разгласить
об этом вызове на соперничество в роскоши, брошенной той, "другой". Туллия
дорожила своим кружевным покрывалом - подарком герцога де Реторе; но
однажды, лет через пять после свадьбы, она так увлеклась игрой с кошкой, что
разорвала его; покрывало было превращено в вуали, воланы, гарнитуры и
заменено другим, которое на сей раз было просто покрывало, а не
свидетельство безумной расточительности. Как выразился один журналист, своей
бессмысленной роскошью эти женщины мстят за то, что в детстве они питались
одной картошкой. День, когда покрывало было превращено в лоскутья, явился
началом новой эры в жизни супругов. Кюрси развил бешеную деятельность. Никто
не подозревает, кому обязан Париж водевилями в стиле восемнадцатого века, с
пудреными париками и мушками, которые обрушились на театры. Виновницей
тысячи и одного водевиля, на которые так жаловались фельетонисты, была
непреклонная воля госпожи дю Брюэль: она настояла, чтобы муж купил особняк,
отделка которого потребовала огромных расходов, и новую обстановку, стоившую
полмиллиона франков. Зачем? Туллия никогда не дает объяснений, она
великолепно знает силу властного женского "потому что"!
- Над Кюрси много смеялись, - заявила она, - но в конечном счете он
обрел этот дом в коробке румян, в пуховке для пудры и в расшитых блестками
кафтанах восемнадцатого века. Не будь меня, он никогда бы до этого не
додумался, - заключила она, уютно устраиваясь у камина в глубоком кресле с
подушками. Все это она сказала нам, возвратившись с первого представления
одной из пьес дю Брюэля, которая имела успех, но должна была вызвать лавину
фельетонов.
Туллия принимала. По понедельникам к ней собирались на чашку чая.
Общество она подбирала со всей возможной для нее тщательностью и делала все
для того, чтобы ее дом был приятным. В одной гостиной играли в бульот, в
другой - беседовали, в третьей, самой большой, она иногда устраивала
концерты - непродолжительные, но с участием самых выдающихся артистов.
Необычайный здравый смысл Туллии помог ей выработать в себе очень верный
такт - качество, которому она была, несомненно, обязана своим влиянием на дю
Брюэля; к тому же водевилист любил ее той любовью, которую привычка
превращает в жизненную необходимость. Каждый день вплетает лишнюю нить в
тонкую, крепкую, всеохватывающую сеть, которая препятствует человеку
проявить самое невинное свое желание, самую мимолетную прихоть; нити эти