"Оноре де Бальзак. Комедианты неведомо для себя" - читать интересную книгу автора

письмом и потребовать у парижского художника объяснений его дерзости. Но
когда Газональ, остановившийся в жалких меблированных комнатах на улице
Круа-де-Пти-Шан, увидел дворец на Берлинской улице, он был ошеломлен. Узнав
от слуг, что их хозяин путешествует по Италии, он тотчас же раздумал
требовать объяснений и усомнился в том, соблаговолит ли столь знаменитый
человек признать его своим родственником по материнской линии.
В течение 1843 и 1844 годов Газональ следил за ходом своего процесса. В
эту тяжбу, связанную с вопросом о течении реки, об уровне воды, о сносе
плотины, вмешались местные власти, поддерживаемые жителями прибрежной
полосы, и она угрожала самому существованию его фабрики. В 1845 году
Газональ считал процесс бесповоротно проигранным: секретарь докладчика
Государственного совета, которому было поручено составить заключение по
этому делу, доверительно сообщил ему, что заключение это отвергает доводы
Газоналя; адвокат Газоналя также подтвердил эти сведения. Хотя Газональ
командовал национальной гвардией в своем городке и был одним из самых
оборотистых фабрикантов всего департамента, однако в Париже он чувствовал
себя таким ничтожным, так был подавлен дороговизной жизни и самых пустяковых
предметов, что смирнехонько сидел в своей жалкой гостинице. Лишенный солнца
южанин ненавидел Париж и называл его "рассадником ревматизма". Подсчитывая
расходы по процессу и своему пребыванию в столице, он давал себе слово по
возвращении домой либо отравить префекта, либо наставить ему рога. В минуты
уныния он клялся уложить префекта наповал; в веселые минуты согласен был
удовольствоваться рогами.
Однажды утром, кончая завтракать и, по обыкновению, брюзжа, он сердито
развернул газету и прочел: "Наш великий пейзажист Леон де Лора, месяц назад
возвратившийся из Италии, выставит в Салоне несколько полотен; таким
образом, выставка, по-видимому, будет блестящей..." Эти строки, которыми
кончалась заметка, поразили Газоналя, словно их шепнул ему голос,
подсказывающий удачливым игрокам, на какую карту ставить. Со свойственной
южанам внезапной решимостью Газональ выскочил из гостиницы на улицу, прыгнул
в кабриолет и помчался к своему двоюродному брату на Берлинскую улицу.
Леон де Лора через лакея передал кузену Газоналю, что приглашает его
позавтракать с ним на следующий день в "Кафе де Пари", ибо в настоящий
момент он чрезвычайно занят и не может принять его. Как истый южанин,
Газональ поведал все свои горести лакею.
На следующий день в десять часов утра Газональ, не в меру расфранченный
для столь раннего часа (он надел фрак василькового цвета с позолоченными
пуговицами, сорочку с жабо, белый жилет и желтые перчатки), узнал от
владельца "кофейни" - так в провинции называют кафе, - что господа художники
обычно завтракают у него между одиннадцатью и двенадцатью часами; он целый
час разгуливал по бульвару, дожидаясь своего амфитриона.
- Около половины двенадцатого, - так, возвратясь на родину, начинал он
рассказ о своих приключениях, - двое парижан, самого что ни на есть
обыкновенного вида, в простых длиннополых сюртуках, завидев меня на
бульваре, разом крикнули друг другу:
- А вот и Газональ!
Второй парижанин был Бисиу, которого Леон де Лора прихватил с собой,
чтобы подшутить над своим двоюродным братом.
- Не сердитесь на меня, друг мой! Я и есть ваш кузен! - воскликнул наш
маленький Леон, обнимая меня, - рассказывал по возвращении Газональ своим