"Оноре де Бальзак. Комедианты неведомо для себя" - читать интересную книгу автора

друзьям. - Завтрак был великолепный. У меня помутилось в глазах, когда я
увидел, сколько золотых монет потребуется для оплаты счета. Эти господа,
видно, загребают золото лопатами. Ведь мой двоюродный брат дал официанту на
чай тридцать су - дневной заработок рабочего.
За этим грандиозным завтраком было поглощено шесть дюжин остендских
устриц, шесть отбивных котлет а-ля Субиз, цыпленок а-ля Маренго, майонез из
омаров, уйма зеленого горошка, паштет с шампиньонами; все это было орошено
тремя бутылками бордо и тремя бутылками шампанского; затем последовало
изрядное количество чашек кофе и ликеры, не считая сладкого. Газональ был
великолепен: он с пламенным негодованием бичевал Париж. Достойный фабрикант
сетовал на то, что четырехфунтовые хлебы слишком длинны, дома слишком
высоки, прохожие безучастны друг к другу, погода либо холодна, либо
дождлива, фиакры дороги - и все это было столь остроумно, что оба художника
прониклись к нему самой искренней дружбой и заставили его рассказать о своем
судебном деле.
- Мой процесс, - сказал Газональ с характерным провансальским
выговором, раскатисто произнося букву "р", - мой процесс - проще простого:
они хотят заполучить мою фабрику. Я подрядил здесь болвана адвоката,
которому каждый раз плачу по двадцать франков за то, чтобы он не дремал, - и
всегда застаю его сонным... Этот слизняк разъезжает в карете, а я хожу
пешком; он меня безбожно надувает; я только и делаю, что бегаю от одного к
другому и вижу, что мне следовало бы обзавестись каретой... Здесь ведь
уважают только тех, кто сидит, развалясь, в собственном экипаже!.. С другой
стороны, Государственный совет - это сборище лентяев: они допускают, чтобы
мелкие плуты, подкупленные нашим префектом, обделывали свои делишки... Вот
вам мой процесс!.. Они зарятся на мою фабрику - что ж, они ее получат!
Только потом пусть уж сами договариваются с моими рабочими; у меня их
человек сто, и они дубинками заставят плутов отказаться от этой затеи...
- Постой, кузен, - прервал его художник. - Давно ты здесь?
- Уже два года. О! Префект дорого заплатит мне за этот спор; я лишу его
жизни, а себя предам в руки правосудия...
- Кто из членов Государственного совета ведает этим отделом?
- Бывший журналист, которому грош цена, некто Массоль, и в этом - вся
соль!
Парижане переглянулись.
- А докладчик?
- Еще больший бездельник. Докладчик Государственного совета, который
что-то преподает в Сорбонне и пописывает в журналах... Я его глубоко
презираю.
- Клод Виньон, - подсказал Бисиу.
- Он самый... - подтвердил южанин. - Массоль и Виньон - вот безмозглые
представители вашей правительственной лавочки, трестальоны моего
префекта[1].
- Ну, дело поправимое, - вставил Леон де Лора. - Видишь ли, кузен, в
Париже все возможно: хорошее и дурное, справедливое и несправедливое. Тут
все умеют сладить, разладить и снова наладить.
- К черту! Я здесь ни одной лишней секунды не останусь... это самое
скучное место во всей Франции...
Беседуя, оба кузена и Бисиу прохаживались по широкой гладкой полосе
асфальта, где от часу до двух мудрено не встретить хотя бы нескольких людей,