"Оноре де Бальзак. История величия и падения Цезаря Бирото" - читать интересную книгу автора

насморк, он не живет с женой, должно быть, содержит любовниц, а те его
разоряют; иначе почему ему быть таким озабоченным? Утром, одеваясь, я сквозь
занавеси вижу из окна, как он возвращается пешком домой. Откуда? - никто не
знает. Похоже, что у него есть вторая семья и что у него и жены свои особые
траты. Так ли должен вести себя нотариус? Если у Рогенов пятьдесят тысяч
франков доходу, а проедают они шестьдесят тысяч, то через двадцать лет они
проживут все свое состояние, и Роген будет гол как сокол; но, привыкнув
блистать в свете, он безжалостно обчистит своих друзей, ведь своя рубашка
ближе к телу. Он водится с этим проходимцем дю Тийе, нашим бывшим
приказчиком; я не вижу ничего хорошего в этой дружбе. Если Роген не знает
цену дю Тийе, значит, он слеп, а если раскусил его, почему так носится с
ним? Ты скажешь, его жена любит дю Тийе; что ж, я не жду ничего хорошего от
человека, который терпит, что жена порочит его имя. А потом, что за
простофили теперешние владельцы участков, - отдают за сто су то, что стоит
сто франков. Если ты встретишь ребенка, не знающего стоимости луидора, разве
ты умолчишь о ней? Не в обиду будь тебе сказано, ваша затея смахивает на
жульничество.
- Господи! До чего женщины бывают порой забавны и как они все на свете
путают! Если бы Роген не принимал участия в деле, ты твердила бы: "Смотри,
Цезарь, смотри. Роген остался в стороне, не сомнительное ли это
предприятие?" Когда же он входит в дело и тем самым гарантирует его успех,
ты говоришь...
- Но при чем тут какой-то Клапарон?
- Да ведь нотариус не имеет права под своим именем участвовать в
спекуляции.
- Зачем же он поступает противозаконно? Что ты скажешь на это,
законник?
- Дай мне договорить. Роген участвует в покупке участков, а ты мне
заявляешь - нестоящее это дело! Разумно ли это? Ты еще прибавляешь: "Это
противозаконно". Но Роген примет и явное участие, если понадобится. Ты
заявляешь: "Он богат!" Но ведь то же самое могут сказать и обо мне? Что бы я
ответил Рагону и Пильеро, если бы они спросили меня: "К чему вы затеяли это
дело, когда у вас и так денег хоть отбавляй?"
- Купец - это совсем иное, чем нотариус, - возразила г-жа Бирото.
- Словом, совесть моя совершенно спокойна, - продолжал Цезарь. - Люди
продают землю по необходимости; мы обкрадываем их не больше, чем тех, у кого
покупаем облигации ренты не за сто, а за семьдесят пять франков. Сегодня мы
приобретаем земли по одной цене, через два года она возрастет так же, как
повышается курс ренты. Знайте, Констанс-Барб-Жозефина Пильеро, вы никогда не
уличите Цезаря Бирото в поступке, противоречащем чести, закону, совести или
порядочности. Человека, стоявшего во главе фирмы восемнадцать лет,
подозревают в нечестности, и где же? в его собственной семье!
- Полно, успокойся, Цезарь! Я твоя жена, прожила с тобой столько лет, я
хорошо знаю и понимаю тебя. В конце концов здесь ты хозяин. Наше состояние -
дело твоих рук. Оно твое, распоряжайся им. Хоть доведи ты нас - меня и
дочь - до крайней нищеты, мы и тогда не сделаем тебе ни малейшего упрека. Но
послушай, когда ты придумал "Крем султанши" и "Жидкий кармин", чем ты
рисковал? - пятью, шестью тысячами франков, и только. Сегодня же ты ставишь
на карту все свое состояние, ты играешь не один, а с партнерами, которые
могут перехитрить тебя. Задавай балы, переделывай квартиру, истрать десять