"Оноре де Бальзак. Банкирский дом Нусингена" - читать интересную книгу автора

Латинского квартала; семья его питалась жареными майскими жуками, запивая
это блюдо местным кислым вином, чтобы иметь возможность посылать ему сто
франков в месяц; поместье его отца не приносило и тысячи экю; у Растиньяка
на руках были брат и две сестры, а теперь...
- А теперь у него сорок тысяч франков годового дохода, - подхватил
Фино, - его сестры, получив богатое приданое, удачно выданы замуж; доходы с
поместья он предоставил матери.
- Еще в 1827 году у него не было ни гроша, - сказал Блонде.
- Так то было в 1827 году, - возразил Бисиу.
- Ну, а сейчас, - продолжал Фино, - он вот-вот станет министром, пэром
Франции и всем, чем захочет. Года три назад он вполне благопристойно порвал
с Дельфиной и женится только тогда, когда ему представится выгодная партия.
Что ж, теперь-то он может жениться на аристократке! У молодчика хватило
смекалки сойтись с богатой женщиной.
- Друзья мои, примите во внимание смягчающие вину обстоятельства, -
сказал Блонде. - Вырвавшись из когтей нищеты, он попал в лапы пройдохи.
- Ты хорошо знаешь Нусингена, - начал Бисиу, - представь же себе, что
первое время Дельфина и Растиньяк считали его покладистым. Казалось, жена
для него - украшение дома, игрушка. И вот что, по-моему, делает этого
человека неуязвимым с головы до ног: Нусинген отнюдь не скрывает, что жена -
это вывеска для его богатства, вещь необходимая, но второстепенная в
напряженной жизни политических деятелей и крупных финансистов. Он как-то
сказал при мне, что Бонапарт в своих отношениях с Жозефиной вел себя глупо,
по-мещански: смешно было, воспользовавшись ею, как ступенькой, пытаться
затем сделать из нее подругу жизни.
- Выдающийся человек должен смотреть на женщину так, как на нее смотрят
на Востоке, - заявил Блонде.
- Барон слил восточную мудрость с западной в очаровательную парижскую
теорию. Он терпеть не мог строптивого де Марсе, зато Растиньяк пришелся ему
по душе, и барон его эксплуатировал, о чем тот и не подозревал: Нусинген
взвалил на него всю тяжесть своих супружеских обязанностей. Растиньяк
выносил все капризы Дельфины, возил ее в Булонский лес, сопровождал в театр.
Наш нынешний великий человечек от политики долгое время проводил свою жизнь
за чтением и писанием любовных записок. Сперва Эжена бранили по всякому
поводу; он веселился с Дельфиной, когда ей было весело, грустил, когда она
грустила, он изнывал под бременем ее мигреней, ее сердечных излияний; он
отдавал ей все свое время, убивал драгоценные годы своей молодости, чтобы
заполнить пустоту жизни этой праздной парижанки. Дельфина подолгу обсуждала
с ним, какие драгоценности ей больше к лицу, на него обрушивались вспышки ее
гнева и град ее причуд; с бароном же она в виде компенсации была
очаровательно мила. Нусинген только посмеивался; когда же он замечал, что
Растиньяк изнемогает под тяжестью непосильного гнета, он делал вид, будто
что-то подозревает, и общий страх перед супругом связывал любовников еще
крепче.
- Я допускаю, что богатая женщина могла содержать Растиньяка, и
содержать его прилично; но откуда у него состояние? - спросил Кутюр. - Такое
состояние, как у него сейчас, на улице не валяется, а ведь никто никогда не
подозревал Растиньяка в умении изобрести выгодное дело!
- Он получил наследство, - сказал Фино.
- От кого? - спросил Блонде.