"Оноре де Бальзак. Крестьяне" - читать интересную книгу автора

лесником, Тонсарша тем временем поднимала свекровь. - Убирайся-ка отсюда
подобру-поздорову, Ватель! Можешь составлять протоколы и хватать людей на
дороге, там твое право, разбойник, а отсюда уходи. Мой дом, надо думать,
принадлежит мне. И угольщик - хозяин у себя дома...
- Я поймал ее на месте преступления. Идем со мной, старая.
- Арестовать мою мать у меня в доме, - да какое ты имеешь на это право?
Мое жилище неприкосновенно! Уж это-то мне хорошо известно. Есть у тебя
приказ об аресте за подписью следователя, господина Гербе? Сюда без
судебного постановления ты не войдешь! Ты еще не судебное постановление,
хоть и присягал на суде уморить нас с голоду, проклятый лесной сыщик!
Разъяренный лесник попытался силой завладеть вязанкой, но бабка,
похожая на уродливую черную мумию, наделенную движениями, вроде той старухи,
что изобразил Давид на картине "Сабинянки", закричала:
- Не тронь, не то глаза выцарапаю!
- Ну, тогда развяжите вязанку в присутствии господина Брюне, - сказал
лесник.
Хотя судебный пристав и напустил на себя равнодушный вид, который
вырабатывается у чиновников юстиции, ко всему привычных, все же он подмигнул
трактирщице и ее мужу, давая этим понять: "Скверное дело!" Старик Фуршон, со
своей стороны, весьма выразительно посмотрел на дочь и пальцем указал на
кучу золы, скопившуюся в очаге. Тонсарша сразу смекнула, какая опасность
грозит ее свекрови, поняла смысл отцовского совета и, схватив горсть золы,
бросила ее в глаза леснику. Ватель взвыл от боли; на минуту он потерял
зрение, Тонсар же, наоборот, как бы прозрел, он вытолкал Вателя на кривые
ступени лестницы, где сослепу легко было оступиться, и действительно лесник
скатился до самой дороги, выронив из рук ружье. В мгновенье ока Тонсары
распотрошили вязанку, вынули кругляки и припрятали их с неподдающимся
описанию проворством. Брюне, не желая быть свидетелем этой предвиденной им
операции, бросился к леснику, помог ему встать, усадил на откосе, затем
побежал, чтобы смочить носовой платок и промыть глаза пострадавшему,
который, охая от боли, пытался дотащиться до ручья.
- Ватель, вы сами виноваты, - сказал ему Брюне. - Какое вы имеете право
входить в чужой дом...
Глаза беззубой, сгорбленной старушонки метали молнии, она вышла на
порог, подбоченилась и, брызжа слюной, начала ругаться на всю деревню:
- Так тебе и надо, мерзавец! Чтоб тебе на том свете ни дна ни покрышки!
Ишь, что на меня наговаривает! Это я-то ворую лес? Да честнее меня женщины
во всей деревне не сыщешь! И еще гнался за мной, как за лютым зверем! Чтоб у
тебя буркалы лопнули, мы бы хоть вздохнули. Лиходеи вы наши, и ты и твои
приятели, невесть что выдумываете, только и знаете, что хозяина на нас
натравлять!..
Судебный пристав тем временем промывал глаза леснику и, ухаживая за
ним, всячески ему доказывал, что с точки зрения законности он был не прав.
- У, ведьма! И задала же она нам работы! - сказал наконец Ватель. - С
самой ночи сидит в лесу...
А в кабаке каждый приложил свою руку к скорейшей уборке спиленного
дубка, и вскоре все было приведено в порядок. В дверях показался Тонсар и
свысока заявил:
- Слушай, Ватель... коли ты еще раз попробуешь ворваться ко мне, то
познакомишься с моим ружьем. Ты плохо знаешь свое дело. Но как-никак, а ты