"Оноре де Бальзак. З. Маркас" - читать интересную книгу автора

в пустыне, или умирает под ударами дикой орды, или, быть может, состоит
первым министром какого-нибудь индийского раджи. Что касается меня, то мое
призвание - действие. Я окончил коллеж в двадцать лет, следовательно, мог
поступить на военную службу лишь простым солдатом. Обескураженный теми
печальными перспективами, которые сулила мне профессия адвоката, я изучил
мореходство. И, следуя примеру Жюста, я бегу из Франции, где, чтобы
заставить других потесниться и дать тебе место, нужно затрачивать столько же
времени и энергии, как и для подлинного созидания. Следуйте моему примеру,
друзья мои: мой путь ведет туда, где человек - хозяин своей судьбы.
Эти важные решения были приняты с холодной трезвостью в нашей комнатке
на улице Корнеля, что не мешало нам посещать Мюзаровские балы, волочиться за
веселыми девушками и вести безрассудный, с виду беспечный образ жизни. Наши
решения и размышления долго не могли вылиться ни во что определенное.
Маркас, наш сосед, послужил нам здесь как бы проводником: он привел нас к
самому краю той пропасти или той пучины, какою является жизнь современного
общества; он дал нам возможность измерить ее глубину и заранее показать, что
нас ждет, если она нас поглотит. Он открыл нам глаза на всю бесплодность тех
надежд и тех отсрочек, каких неудачники добиваются от своего кредитора -
нищеты, когда они соглашаются занять самое ничтожное место, только бы
продолжать борьбу, только бы не расстаться с бурной стихией Парижа, этого
города, где неудача живет на средства случая, этой великой куртизанки,
которая с одинаковой легкостью берет и вновь бросает вас, улыбается вам и
повертывается к вам спиной, истощая тщетным ожиданием самую могучую волю.
Наша первая встреча с Маркасом произвела на нас ошеломляющее
впечатление. Вернувшись из университета, перед обедом, каждый из нас
подымался в нашу комнату, где мы и поджидали друг друга, чтобы узнать, не
изменилось ли что-нибудь в наших планах на вечер. Однажды, в четыре часа,
Жюст увидел Маркаса на лестнице; я же встретился с ним на улице. Стоял
ноябрь, но Маркас был без плаща. На нем были башмаки с толстой подошвой,
панталоны из грубого сукна, со штрипками, и синий, застегнутый доверху
сюртук с прямым воротником, который придавал Маркасу военный вид, тем более
что на шее у него был повязан черный гастук. В таком костюме нет ничего
необычного, но он гармонировал с лицом и осанкой этого человека. Первым моим
чувством при виде Маркаса было не ощущение чего-то неожиданного, не
изумление, не грусть, не интерес и не сострадание, но - любопытство, в
котором заключалось нечто от всех этих чувств. Маркас шел медленно; в
походке его сказывалась глубокая меланхолия: голова была слегка опущена,
однако не потуплена, как обычно у людей, чувствующих себя в чем-то
виновными. Эта крупная, могучая голова, казалось, хранившая в себе
сокровища, необходимые для величайшего честолюбца, была словно обременена
мыслями; она изнемогала под тяжестью какой-то душевной муки, хотя в чертах
его лица нельзя было уловить ни малейшего намека на угрызения совести. Это
лицо можно определить одним словом. Согласно довольно распространенному
воззрению, каждое человеческое лицо являет сходство с каким-либо животным:
Маркас походил на льва. Его волосы напоминали гриву, нос был короткий,
тупой, широкий, раздвоенный на конце, как у льва, лоб, подобно львиному,
делился глубокой бороздой надвое - на два мощных выступа. Крайняя
исхудалость щек подчеркивала волосатые, резко выступающие скулы; по бокам
огромного рта и вдоль впалых щек тянулись гордо очерченные подвижные
морщины, оттеняемые желтоватым тоном лица. Лицо это, почти грозное, было